Точно о том же меня спросил и шеф, когда я представлял ему результаты проделанной работы, – Физик пыхнул трубкой и хитро посмотрел на коллегу. – Ему я ответил очень просто – это единственный известный человек в новейшей истории, который утверждал, что владеет «комплексной методикой проскопического гипнотического транса». Ну а результаты наших опытов вы знаете, да и сами не раз участвовали в экспериментах, в полной мере ощутив на себе квантовый эффект Мессинга.

Психолог непроизвольно передернул плечами, тут же вспомнив свое последнее погружение в «иную реальность».

Легкое покалывание миниатюрных полупроводниковых ОКГ-лазеров[2] меняет свой ритм, по телу проходит горячая волна, и вместо ванны с компенсационной жидкостью тело оказывается летящим в орбитальном полете. Плоское изображение, проецируемое на лицевой щиток скафандра, мгновенно распахивается немыслимой глубиной пространства, и где-то на многосоткилометровой высоте медленно вращается голубоватый лик родной планеты.

Нужно только взять себя в руки – сосредоточиться, и включается запутанная паутина обратных биологических связей, лихорадочное вращение прекращается, и начинается неописуемое парение в «ближней Вселенной».

Наверное, что-то подобное испытывали герои американского писателя-фантаста Джека Финнея, когда, вживаясь в иную реальность, они силой разума преодолевали барьер между прошлым и настоящим. Еще более близка аналогия с «глубиной виртуального мира», куда погружались дайверы Диптауна из трилогии Сергея Лукьяненко «Лабиринт отражений»:

«Хочется закрыть глаза. Это нормально. Цветной калейдоскоп, блестки, искрящийся звездный вихрь – красиво, но я знаю, что стоит за этой красотой.

Глубина. Ее называют «дип», но мне кажется, что по-русски слово звучит правильнее. Заменяет красивый ярлычок предупреждением. «Глубина!» Здесь водятся акулы и спруты. Здесь тихо – и давит, давит, давит бесконечное пространство, которого на самом деле нет.

В общем-то, она добрая, глубина. По-своему, конечно. Она принимает любого. Чтобы нырнуть, нужно немного сил. Чтобы достичь дна и вернуться – куда больше. В первую очередь надо помнить – глубина мертва без нас. Надо и верить в нее, и не верить. Иначе настанет день, когда не удастся вынырнуть».

Физик с видимым любопытством наблюдал за гаммой чувств, промелькнувших на лице Психолога.

А знаете что, коллега, почему бы нам не написать статью или даже обзор, посвященный нашему экстрасенсу. Кстати, и шеф давно уже намекал на необходимость удовлетворить аппетит газетчиков, рыщущих вокруг нашего института. Материалов у нас более чем достаточно.

Психолог с нескрываемым сомнением посмотрел на стопку книг, но, немного подумав, решил все же принять предложение своего коллеги:

Хорошо, давайте попробуем, во всяком случае суть квантового эффекта Мессинга в ходе такого разбирательства станет только яснее.

«Я родился в России, точнее, на территории Российской империи, в крохотном еврейском местечке Гора- Калевария близ Варшавы. Произошло это в канун нового века – 10 сентября 1899 года.

Трудно сейчас представить и описать жизнь такого местечка – однообразную, скудную, наполненную суевериями и борьбой за кусок хлеба. Гораздо лучше меня это сделал в своих произведениях великий еврейский писатель Шолом-Алейхем… Этого удивительного человека, так великолепно знавшего жизнь и чаяния еврейской бедноты, я любил с раннего детства. С первой и, к сожалению, единственной нашей личной встречи, когда ему, уже прославленному писателю, остановившемуся проездом в наших местах, демонстрировали меня, девятилетнего мальчика, учившегося успешнее других. Помню его внимательный взгляд из-под очков, небольшую бородку и пышные усы. Помню, как он ласково потрепал меня по щеке и предсказал большое будущее… Нет, это не было предвидением. Просто Шолом-Алейхем верил в неисчерпаемую талантливость народа и в каждом втором мальчике хотел видеть будущее светило. Эта вера отчетливо проявилась и в его проникнутых теплотой к простым людям книгах. Вспомните хотя бы его роман «Блуждающие звезды»… Конечно, с его новеллами, романами и пьесами я познакомился значительно позднее. Но и сейчас еще, когда я открываю иные страницы его книг, меня охватывают впечатления раннего детства. Вот к этим волшебным страницам одного из самых любимых моих писателей я и отсылаю своего читателя, который захочет представить жизнь еврейского местечка, в котором я появился на свет и прожил первые годы своей жизни».

Физик отложил книжку под претензионным названием «Я – телепат» и, усмехнувшись, посмотрел на Психолога, пролистывающего ДСП (материалы для служебного пользования) – сборник «Космическая медицина и физиология».

Ну и как это вам, милейший? Где здесь искать природу мессмерического ясновидения?

Зря вы подтруниваете. Во всяком случае, если писатель этот, можно сказать «инженер душ человеческих», отмечает природный юный талант – это многое значит. Конечно, – Психолог веером пролистал страницы толстого сборника и, скептически хмыкнув, остановился на оглавлении, – если подходить с точки зрения ваших публикаций: «Моделирование психофизиологических парациркоидальных состояний», «Мультибиоконтурные модели в космической медицине» или «Биофизические гипнотренинги космонавтов», то нужны какие-то более весомые факты.

А вы послушайте дальше, мне кажется, здесь есть одна небольшая подсказка, – и Физик опять раскрыл книгу с броским названием «Я – телепат»:

«От этих первых лет не так уж много осталось у меня в памяти. Маленький деревянный домик, в котором жила наша семья – отец, мать и мы, четыре брата. Сад, в котором целыми днями возился с деревьями и кустами отец и который нам не принадлежал. Но все же именно этот сад, арендуемый отцом, был единственным источником нашего существования. Помню пьянящий аромат яблок, собранных для продажи… Помню лицо отца, ласковый взгляд матери, детские игры с братьями. Жизнь сложилась потом нелегкой, мне, как и многим моим современникам, довелось немало пережить, и превратности судьбы оказались такими, что от детства в памяти не осталось ничего, кроме отдельных разрозненных воспоминаний.

Отец, братья, все родственники погибли в Майданеке, в варшавском гетто в годы, когда фашизм объявил войну человечеству. Мать, к счастью, умерла раньше от разрыва сердца. И у меня не осталось даже фотокарточки от тех лет жизни… Ни отца… ни матери… ни братьев…»

Физик постучал чубуком своей «эйнштейновской» трубки по хрустальной пепельнице и раздраженно заметил:

Уже с этого момента начинается полная путаница в биографических данных и забитая семья с отцом- деспотом превращается в свою полную противоположность. Вот послушайте дальше, – он продолжил чтение:

«Вся семья – тон этому задавали отец и мать – была очень набожной, фанатически религиозной. Все предписания религии исполнялись неукоснительно. Бог в представлениях моих родителей был суровым, требовательным, не спускавшим ни малейших провинностей. Но честным и справедливым.

Отец не баловал нас, детей, лаской и нежностью. Я помню ласковые руки матери и жесткую, беспощадную руку отца. Он не стеснялся задать любому из нас самую беспощадную трепку. Во всяком случае, к нему нельзя было прийти пожаловаться на то, что тебя обидели. За это он бил беспощадно,