— Необходимо спуститься в погреба.

— Папа… — угрожающе начала Сантен.

— У нас гости! — Он показал ей пустую бутылку из-под коньяка, и она беспомощно пожала плечами.

— Милорд, вы поможете мне в выборе подходящих напитков?

— Почту за честь, господин граф.

Сантен задумчиво посмотрела на эту парочку, под руку спускавшуюся по лестнице.

— Он drole[47], этот ваш друг, и очень вам предан. Посмотрите, как бросился сюда вам на помощь и как пытается очаровать моего папу.

Майкл был удивлен силе своей неприязни к Эндрю в тот момент.

— Учуял коньяк, — тихо проговорил он. — Это — единственная причина его приезда.

— Но как же четверо детей и их мать? — требовательно спросила Анна. Она так же, как и граф, с трудом поняла беседу.

— Четыре матери, — объяснил Майкл. — Четверо детей, четыре разных матери.

— Многоженец! — Анну переполнили потрясение и обида, и лицо ее покраснело.

— Нет-нет, — заверил ее Майкл. — Вы слышали, как он отрицает это. Он — человек чести, он не совершит ничего подобного. Он не женат ни на одной из них.

Майкл не чувствовал ни малейшего угрызения совести, ему был необходим какой-то союзник в семье.

В этот момент счастливая пара вернулась из погребов, нагруженная черными бутылками.

— Пещера Алладина, — радовался Эндрю. — Граф позаботился, чтобы она была полна хороших напитков! — Он поставил полдюжины бутылок на кухонный стол перед Майклом: — Ты только посмотри! Все тридцатилетней выдержки! — Тут он внимательно вгляделся в Майкла: — Ты выглядишь ужасно, старик. Как будто и не жилец.

— Спасибо, — слабо улыбнулся ему Майкл. — Ты так добр.

— Это естественное братское беспокойство… — Эндрю, силясь откупорить одну из бутылок, понизил голос до заговорщического шепота. — Клянусь Богом, она потрясающе хороша! — Он взглянул в другую часть кухни, где женщины трудились над большим медным котлом. — Ты бы с удовольствием щупал ее, а не свои больные места, а?

Неприязнь Майкла к Эндрю вдруг переросла в ненависть.

— Я нахожу это замечание совершенно отвратительным, — сказал он. — Говорить так о молодой девушке, такой невинной, такой хорошей, такой… такой… — запнувшись, Майкл умолк, а Эндрю наклонил голову набок и с удивлением внимательно посмотрел на него:

— Майкл, старина, я опасаюсь, это значительно хуже, чем просто несколько ожогов и ссадин. Потребуется интенсивное лечение. — Он наполнил стакан. — Для начала я предписываю обильную дозу этого превосходного кларета!

Сидевший во главе стола граф извлек пробку из еще одной принесенной бутылки и вновь наполнил стакан врача.

— Тост! — закричал он. — За смятение в рядах проклятых бошей!

— A base boches![48] — закричали все, и как только за это выпили, граф положил руку на круглую повязку, закрывавшую пустую глазницу:

— Они сделали это со мной под Седаном в 1870-м[49]. Они взяли мой глаз, но им пришлось дорого заплатить за это, дьяволам… Sacre bleu[50], как мы сражались! Тигры! Мы были сущие тигры…

— Полосатые коты! — отозвалась Анна из другого конца кухни.

— Ты ничего не знаешь о битвах и о войне; эти храбрые молодые люди — они знают, они понимают! Я пью за них! — И он щедро вознаградил себя вином, а затем громко спросил: — Так, а где же еда?

На ленч было аппетитное рагу из ветчины, колбасы и мозговых костей. Анна принесла миски с горячим рагу, а Сантен сложила на голый стол маленькие булки хрустящего свежего хлеба.

— Теперь расскажите нам, как идет сражение? — потребовал граф, разламывая хлеб и макая его в свою миску. — Когда закончится эта война?

— Давайте не будем портить хорошей трапезы, — отмахнулся от вопроса Эндрю, но граф, у которого на усах были крошки и соус, настаивал:

— Что слышно о новом наступлении союзников?

— Оно будет на западе, снова на Сомме. Именно там нам нужно прорвать германскую линию фронта.

Ответ прозвучал из уст Майкла; он говорил тихо и авторитетно, поэтому почти сразу же все внимание переключилось на него. Даже обе женщины отошли от печи, и Сантен скользнула на скамейку рядом с Майклом, серьезно глядя на него и пытаясь понять английскую речь.

— Откуда вы знаете все это? — перебил граф.

— Его дядя — генерал, — разъяснил Эндрю.

— Генерал! — Граф посмотрел на Майкла с еще большим интересом. — Сантен, разве ты не видишь, что наш гость испытывает затруднение?

И пока Анна бросала угрюмо-сердитые взгляды, Сантен наклонилась над миской Майкла и порезала мясо на удобного размера куски, чтобы он мог есть одной рукой.

— Дальше! Продолжайте! — подгонял граф Майкла. — Что дальше?

— Генерал Хейг[51] создает справа опорный район. На этот раз он сумеет ударить немцам в тыл и уничтожит их передовые позиции.

— Ха! Значит, мы здесь в безопасности. — Граф потянулся за бутылкой кларета, но Майкл покачал головой:

— Боюсь, что нет, по крайней мере, не совсем. С этого участка фронта снимают резервные силы, оборону теперь вместо полков будут держать батальоны: все силы и средства, которые можно отсюда забрать, перемещают, чтобы они приняли участие в новом наступлении через Сомму.

Граф забеспокоился:

— Это преступная наглость: немцы, конечно же, пойдут в контрнаступление тут, чтобы попытаться уменьшить натиск на свои позиции в районе Соммы.

— Линия фронта здесь не удержится? — тревожно спросила Сантен и непроизвольно взглянула в окно. Отсюда были видны холмы на горизонте.

Майкл помедлил:

— О, я уверен, что мы сможем сдерживать их достаточно долго, особенно если битва на Сомме пойдет быстро и успешно, как мы предполагаем. Тогда натиск здесь быстро ослабнет, по мере того, как союзное наступление приведет к захвату немецкого тыла.

— Но что, если наступление сорвется и ситуация снова станет патовой? — тихо по-фламандски спросила Сантен.

Для девушки, да еще слабо владевшей английским, было нелегко сразу схватить суть. Майкл отнесся к ее вопросу с уважением, отвечая на африкаанс, словно говорил с мужчиной:

— Тогда натиск на нас будет велик, особенно потому, что у гуннов превосходство в воздухе. Мы можем снова потерять холмы. — Он сделал паузу и нахмурился: — Им придется вводить в бой резервы. Мы даже, может быть, будем вынуждены отступить вплоть до самого Арраса…

— Аррас! — У Сантен перехватило дыхание. — Это значит… — Она не договорила, но посмотрела вокруг, на свой дом, словно уже прощалась с ним. Аррас находился далеко в тылу.

Майкл кивнул:

— Когда начнется наступление, вы здесь будете в крайней опасности. С вашей стороны было бы благоразумнее покинуть шато и отправиться на юг, в Аррас или даже в Париж.

— Никогда! — вскричал граф, опять переходя на французский. — Де Тири никогда не отступает!

— Кроме как под Седаном, — пробурчала Анна, но граф не снизошел до того, чтобы выслушивать такие легкомысленные речи.

— Я буду стоять здесь, на своей собственной земле. — Он указал на древнюю винтовку системы «шаспо», что висела на кухонной стене: — Вот оружие, с которым я сражался под Седаном. Мы научили