Вновь прозвучавший древний клич Метрополии «Альдейгья, бей!» потонул в лязге, хрусте и скворчании. Гормов топор в руках Кукылина описывал широкие сдвоенные окружности — знаки бесконечности, время от времени почти без усилия отрубая головы и руки вместе с плечами. Воины- привидения с непостижимой быстротой увертывались от ударов, но им некуда было деваться от разивших беспощадно с трех сторон огня и металла. Когда от толпы у входа осталось человек пять, дверь харчевни содрогнулась от удара изнутри и упала вместе с петлями. В проеме блеснула сталь.
— Твой! — крикнул Кукылину Амек, разрубая надвое очередного черноплащника.
Бой с огненным оружием против холодного немеханического почитался бесчестным. Кукылин шагнул вперед и левой рукой обтер забрызганный кровью щиток забрала.
— Кая — аха-а-а-а!
— Альдейгья, бей!
Кукылин не успел даже заметить движения вражеского предводителя, как на его правое плечо обрушился лютый удар. Острый, как бритва, меч был, видно, закален до хрупкости и, наполовину перерубив набитую песком водопроводную трубу, заботливо приваренную Гормом поверх латного наплечника, раскололся на части. Пока его соперник обескураженно пялился на оставшийся в руках эфес, Кукылин отступил назад, перехватил правой рукой выпадавший из онемевшей левой топор и, вспомнив уроки Горма, метнул. С броском что-то не совсем заладилось, возможно, из-за недостаточной дистанции, и оружие поразило врага не лезвием в лоб, а рукояткой в пах.
Кукылин огляделся. Над дымившейся кучей обугленных и окровавленных трупов злыми тугныгаками стояли Амек и Таграк. Мечи бросали на их фигуры и на поверженные тела у их ног причудливые отблески.
— Где Исуклик? — спросил Амек.
«Он не бился с нами вместе», подумал Кукылин. «Неужели наверху?» Из окон второго этажа и двери ударило пламя. Постоялый двор запылал, как облитый керосином. Сквозь гудение огня Кукылину почудились страшный хохот и заунывное пение на неизвестном языке.
— Ты слышишь? — обратился он к Амеку.
— Что я должен слышать? — переспросил тот.
— Эй, где Исуклик?
Кукылин зачем-то достал рацию и включил воспроизведение.
— Валяй, на Кыгмике свет клином не сошелся, — донесся до него голос Горма.
— Мне бы твои проблемы: куда бы еще слетать и кого бы еще изрубить. А я вот тут котел ищу…
Нувукак был погружен во тьму — после десяти электричество отключали.
Патрульные машины, объезжая завалы и баррикады, изредка проносились по пустынным улицам близ площади Тынагыргын, переименованной в площадь Пятидесяти Тысяч Квадратных Лиг, и освещали фарами оплывшие от жара давней атомной бомбардировки стены домов с заложенными кирпичом оконными проемами.
Со двора занимавшего целый квартал девятиэтажного здания Отдела безопасности доносились приглушенные толстой бетонной стеной стрельба и вопли — там расстреливали очередную партию заложников.
В кабинете на восьмом этаже вторые сутки без перерыва шло совещание.
Сгорбившись в уродливом кожаном кресле и прикрыв рукой воспаленные глаза, секретарь Отдела Нагруасек слушал доклад начальника западного тюремного управления Калюка. Тот стоял в луче направленного ему в лицо рефлектора и, обливаясь потом, бубнил:
— Все вынесенные смертные приговоры приведены в исполнение немедленно, кроме приговора двум осужденным по указу восемьдесят пять, бежавшим и до сих пор не найденным. Рапорт об угоне бронемашины…
— У тебя на плечах голова или болван для парика? — прервал его Нагруасек.
— Приказано было их не поймать, а расстрелять! Приговор должен быть исполнен немедленно!
— Но как… — побагровевший Калюк ловил воздух ртом.
— Не-мед-лен-но! Не понимаешь? Как же ты попал в начальники? Ты все понимаешь, но прикидываешься!
Калюк дрожащими руками полез в нагрудный карман френча за таблеткой.
— Смирно! Ты прикидываешься — значит, тебе есть, что скрывать. А не измену ли ты хочешь скрыть?
Калюк в последний раз схватил ртом воздух и, как был, по стойке
«смирно», грохнулся на ковровую дорожку. С его головы слетел парик.
— Уберите эту тушу, — Нагруасек брезгливо поморщился. — Кто может продолжить? А, ты… Давай, — сказал он, увидев полупривставшего со своего стула у стены Виютку, заместителя Калюка.
— Докладываю: в течение четырех часов приговор по делам бежавших осужденных будет приведен в исполнение!
— В течение трех. Назначаю тебя на место трупа.
— Ура!
— Вольно. Ахаханаврак, у тебя что?
Ахаханаврак, заведовавший сбором развединформации, поднялся, оправил китель, прочистил горло и хорошо поставленным голосом начал:
— Братья! По агентурным данным, разложение проклятых Загорных княжеств, подтачиваемых изнутри и сокрушаемых снаружи напором прогрессивных сил, вот-вот перейдет в полный крах. В религиозном угаре так называемые рыцари, доверившись распускаемым маньяком по имени Кукылин слухам, собирают войско, во главе которого должен стать мифический Горм, Одинокий Мститель, некоторыми отождествляемый с мифическим же Пупихтукаком. Обманом и посулами Кукылину удалось зазвать в свою так называемую армию от тридцати до пятидесяти человек. Стонущие под тяжким игом феодалов рабочие и крестьяне объединяются в отряды и жгут рыцарские усадьбы. За последние три дня освободительная война перекинулась из княжества Укивак в соседнее Напакутак. Вождь повстанцев Накасюналюк…
— Из нас-то не делай идиотов, брат! — поймав недовольный взгляд Нагруасека, заметил Виютку. — Накасюналюк будет вождем повстанцев в завтрашней газете, а пока пусть остается бароном! Давай, брат, факты для серьезных людей!
— Изволь, брат, — Ахаханаврак нехорошо улыбнулся. — Во-первых, в том, что ты сделан идиотом, вини своего отца. Во-вторых, то, что Накасюналюк барон, не мешает ему объективно действовать на руку прогрессивным силам, расшатывая устои Загорных княжеств. А вот то, чего вы, братья, точно не увидите в завтрашней газете, это новости не из-за гор, а с нашего запада, которые не мне бы вам рассказывать.
У Виютку отвисла челюсть.
— Я надеялся, что это сделает покойник Калюк, братья! после его смерти я думал, Виютку, должен рассказать, но он, я вижу, в одной шайке с Калюком!
— Не распускай язык, сучий потрох! Я только что назначил его! — произнес Нагруасек.
— А он только что предал тебя, старший брат! — со слезой в голосе вскричал Ахаханаврак. — Он скрыл, что позавчера некто расконвоировал колонну жен и детей изменников, следовавший в лагерь на исправление. Я недаром держу агентуру и по эту сторону гор, ибо сказал мудрый Ратратрымырг: от друга жди измены!
Нагруасек нажал кнопку на внешней стороне подлокотника своего кресла.
Из задрапированной ниши в стене вышли двое в черных халатах.
— Взять и допрашивать, пока не выдаст сообщников, — кивнул Нагруасек на Виютку. — Ахаханаврак! Дальше!
— Есть, старший брат! Собаки перебиты, охрана разбежалась и несет околесицу. Это произошло на нувукакском тракте близ опорного пункта двадцать три. Связь с опорным пунктом потеряна.
