отвести от нее взгляд и налюбоваться на ее изящную и благородную осанку, равно как и на великую красоту и приветливую внешность, коими она обладала.
Когда дама подошла к королю, то поклонилась ему до самой земли в благодарность за оказанные ей милость и помощь, и повела его в замок, дабы потчевать и чествовать, ибо весьма хорошо умела это делать. Каждый смотрел на нее с изумлением, и сам король не мог удержаться от этого, и был он уверен, что еще никогда не видел дамы, которая бы столь превосходно сочетала в себе все достоинства красоты, живого изящества, веселого нрава, благородной осанки и изысканной мягкой учтивости. И был он от этого почти что совсем растерян. Тут, внезапно, пока король на нее зачарованно смотрел и любовался, запала ему в сердце искорка чистой любви и осталась там на долгое время, ибо это такой огонь, который очень быстро разгорается. Подхватить его легко, а погасить трудно, и в ином сердце тяжелей, чем в других. И казалось королю из-за искорки, которая уже занялась и ярко сияла, что на свете нет дамы, которую следовало бы любить, кроме этой.
Затем вошли они в замок, рука к руке, и повела его графиня сначала в залу, а затем в свой покой, который был столь благородно убран, как это приличествует такой даме. При этом король никак не мог отвести от нее взор и постоянно смотрел так пылко и пристально, что она совсем смутилась и растерялась. Наконец, изрядно и вдоволь на нее поглядев, король подошел к одному окну и, облокотившись, столь крепко задумался, что это было удивительно! Дама же, ничего не заподозрив в его задумчивости, пошла привечать и чествовать других сеньоров и рыцарей, каждого согласно его положению, весьма радушно и достойно, ибо хорошо умела это делать. Затем она велела приготовить обед, а когда придет срок — поставить столы и украсить зал, как это подобает делать для короля Англии.
Когда дама обо всем позаботилась и отдала своим людям все распоряжения, какие сочла нужными, то с веселым радушием вернулась к королю. Найдя его все еще погруженным в глубокие [382] размышления и раздумья, она сказала: «Дорогой сир, о чем вы так крепко задумались? С вашего позволения, мне кажется, что такая задумчивость вам вовсе не пристала. Вместо нее вам надлежит выказывать торжество, радость и воодушевление, коль скоро вы изгнали ваших врагов, которые не посмели вас дожидаться. А об остальном предоставьте думать другим!». Король молвил в ответ: «О! Моя дорогая госпожа! Знайте, что с тех пор как я вошел сюда, мною овладела одна главная забота, от которой я не мог уберечься заранее. Так что теперь мне приходится думать, и хотя я не знаю, что со мной из-за этого может случиться, я не могу отвлечь от этого мое сердце!» — «О, дорогой государь, — сказала дама, — вы должны всегда выказывать бодрость духа, дабы внушать уверенность своим людям, и надлежит вам оставить эти думы и кручины. Господь до сих пор столь хорошо помогал вам во всех ваших делах и одарил вас столь великой милостью, что вы теперь стали одним из самых грозных государей на свете! А если король Шотландии причинил вам обиду и ущерб, вы вполне сможете, когда пожелаете, взять за это возмещение, как уже сделали это прежде! Поэтому перестаньте горевать и ступайте, пожалуйста, в зал к вашим рыцарям. Сейчас все уже будет готово к обеду». — «О! Моя дорогая госпожа! — сказал король. — Иное меня тревожит и лежит на моем сердце, нежели то, о чем вы думаете. Ибо, поистине, мягкое поведение, совершенный ум, великое благородство, изящество и утонченная красота, которые я узрел и нашел в вас, так меня поразили и очаровали, что придется мне теперь стать вашим верным влюбленным. Я вас прошу, чтобы вы отнеслись к этому благосклонно и ответили мне взаимностью. Ибо знайте, моя дорогая сударыня, что никакие отказы не смогут меня от этого отвратить».
От этих слов добрая дама была очень испугана и жестоко изумлена. И сказала она: «Дражайший государь! Не извольте надо мною смеяться или же испытывать и искушать меня! Я не могу поверить и представить, что вы говорите все это взаправду, и что столь благородный правитель, как вы, может искать случая и помышлять о том, чтобы обесчестить меня и моего супруга — столь отважного рыцаря, который, как вы знаете, так много вам послужил и до сих пор томится ради вас в узилище! Поистине, в таком случае вас стали бы мало ценить и мало уважать. Дражайший государь, я никогда не впускала таких желаний в свое сердце и, если угодно Богу, не сделаю этого [383] ради какого бы то ни было мужчины, рожденного на свет. А если бы я это сделала, то вы меня должны были бы выбранить, и не только лишь выбранить, но покарать и казнить мое тело, ибо вы — мой законный, верховный и естественный сеньор!».
На этом графиня удалилась и оставила короля жестоко встревоженным. Войдя в зал, она велела поспешить с обедом, а затем вернулась к королю, приведя с собой некоторых его рыцарей, и сказала: «Сир, идите в зал, ибо рыцари ждут вас, дабы омыть руки. Они уже слишком проголодались, да и вы тоже». После этих слов и речей дамы король отошел от окна, у коего он уже долгое время стоял, облокотившись, и направился в зал. Омыв там руки, он уселся обедать вместе со своими рыцарями и дамой, но мало тогда поел, ибо иное его заботило, нежели питье и еда. Сидя за столом, он очень напряженно размышлял, так что даже его рыцари стали дивиться. Ибо прежде король обычно смеялся, шутил и охотно слушал какие-нибудь веселые рассказы, дабы развеяться. Однако теперь он не имел к тому ни желания, ни склонности. Напротив, когда ему удавалось украдкой послать один единственный взгляд в сторону дамы, это доставляло ему превеликое удовольствие, и заняли тогда эти взгляды и раздумья наибольшую часть королевского обеда.
После обеда столы убрали. Тогда послал король монсеньора Рейнольда Кобхема и монсеньора Ричарда Стаффорда к тем воинам, которые расположились под замком лагерем, дабы узнать, как у них дела, и сказать им, чтобы они были готовы, ибо король желает двинуться дальше и преследовать шотландцев. Пусть они отправят обоз и все снаряжение вперед, и к вечеру король уже будет с ними. Кроме того, он приказал графу Пемброку возглавить арьергард, состоявший из пяти сотен копий, и дожидаться в поле его прибытия, а всем остальным отрядам было приказано двигаться вперед.
Два барона исполнили все, что король повелел, а он задержался еще в замке Солсбери, подле дамы, и до самого своего отъезда очень надеялся получить от нее более благосклонный ответ. С этой целью он потребовал шахматы, и дама приказала, чтобы их принесли. Затем король попросил графиню, чтобы она соизволила с ним сыграть. Дама весело согласилась, поскольку, как могла, старалась оказать ему радушное гостеприимство. И, действительно, она должна была это делать, поскольку король оказал ей превосходную услугу, [384] заставив шотландцев прекратить осаду замка и, тем самым, избавив ее от великой опасности. А кроме того, она должна была его привечать, поскольку король был ее законным и естественным сеньором на основе клятвы верности и оммажа.
Приступая к игре, король, желавший, чтобы у дамы осталась от него какая-нибудь вещь, внезапно спросил с улыбкой: «Сударыня, что вам угодно поставить на игру?». Дама ему ответила: «Сир, а вам?». Тогда король снял с пальца и положил пред собой один прекрасный перстень с большим рубином на щитке. Дама сказала: «Сир, сир, у меня нет ни одного перстня, столь же роскошного, как ваш!». — «Сударыня, — сказал король, — поставьте то, что у вас есть. Я не придаю этому слишком большого значения». Тогда графиня, исполняя волю короля, сняла с пальца золотое колечко невеликой стоимости.
Затем начали они играть. Дама при этом использовала все свое разумение, дабы король не счел ее слишком простой и невежественной, а король, притворяясь, играл не столь хорошо, сколь умел. И едва ли был там хоть один промежуток времени, когда бы он не смотрел на даму очень пристально. Из-за этого она так смутилась, что стала часто допускать ошибки в ходах. И когда король видел, что она потеряла ладью, коня или еще что-нибудь, то умышленно поступался чем-нибудь своим, дабы вернуть даму к игре. Так сражались они, пока король не проиграл, и был ему поставлен мат одной пешкой.
Тогда дама встала и велела принести вино и сласти, поскольку было похоже на то, что король собрался уезжать. Свое колечко дама взяла и одела себе на палец. Она очень хотела, чтобы король взял назад свой перстень, и предложила ему это сделать со словами: «Сир, не пристало мне иметь в моем доме что-нибудь из ваших вещей. Скорее вам надлежит увезти что-нибудь из моих». — «Сударыня, — сказал король, — это уже решено, ибо так распорядилась игра. Будьте уверены, что я унес бы ваше кольцо, если бы выиграл».
Не желая больше спорить с королем, дама подошла к одной своей придворной девице и вручила ей перстень, сказав: «Когда вы увидите, что король вот-вот должен уехать и, простившись со мной, уже собирается сесть на коня, то подойдите к нему, отдайте потихоньку его перстень и скажите, что я не желаю хранить при себе [385] никаких его вещей, ибо так вовсе не подобает». Девица ответила,
