активность и уровень тестостерона у людоедов были небывало высоки. Так не могло долго продолжаться, и военная дружина Надеждинска устроила крупномасштабную военную операцию. Применили даже тяжелую артиллерию и бронетехнику, несмотря на жесткую экономию топлива. Но это был именно тот случай, для каких и берегли горючее. Это была единственная не оборонительная, а наступательная акция общины. В Висляево устроили настоящую бойню и избавили Надеждинск от такого жуткого соседства. Военные мало говорили о подробностях той операции. Но ходили слухи, что им было приказано истребить всех до единого. В том числе и каннибальских детей, что и было сделано.

— Ты, что, Эмиль, догнать его решил? — спросил Сквернослов.

— Я что, на ненормального похож?

— Ну, если честно, то есть немного, — хихикнул Слава, после чего снова послышался звук подзатыльника.

— Что за молодежь пошла. Совсем старших не уважают, — вздохнул Казанов.

— Мне тридцатник скоро, — возразил Слава.

— Годов у тебя как у взрослого, а ума как у семилетнего.

— Кордон-девять! Я центральный пост! Ну что там у вас? Прожектор нужен? — заговорила рация.

— Нет. Зверь ушел. Выключайте, — ответил капитан.

— Понял. Выключаю. Конец связи.

Свет снаружи погас. Гусляков достал из ящика, на котором сидел, лучину и зажег, заменив ею давно догоревшую. В помещении снова воцарилось тусклое освещение. Оно хоть немного растворяло подавленность людей от шума вьюги снаружи.

Вячеслав снова вытащил карты.

— Кому фокус показать?

— Ты достал уже, — сурово ответил капитан.

Профессор стал откручивать крышку термоса.

— Кружки есть? Давайте чай пить.

Казанов достал из ящика, на котором сидел, алюминиевые кружки.

— Только четыре, — сказал он.

— Ничего, — махнул рукой Третьяков, — я из крышки от термоса попью.

Он стал разливать напиток, который только условно можно было назвать чаем. Это была заваренная древесная кора, подслащенная заменителем сахара, который в изобилии имелся на продовольственных складах военного гарнизона. Однако и этот напиток дозорные пили с удовольствием. Горячий отвар хорошо согревал.

— Могу предположить, — начал говорить профессор, смакуя так называемый чай, — что, скорее всего, миграция северных животных расшатала и без того нестабильную местную экосистему. Если все дело в белых медведях, то все еще не так плохо. Я вообще полагаю, что за прошедшие годы должны были появиться совершенно новые виды животных. Конечно, раньше люди могли только гадать о последствиях гипотетической ядерной войны. Одни считали возникновение новых видов за короткий срок абсурдом. Другие реальностью. Я всегда относился к последним. Ведь даже в былые времена ежегодно исчезали сотни видов живых существ. И появлялось не меньше новых. Причем все это проходило практически незаметно для увлеченного собой человечества. А теперь вот… — Он задумчиво потер ладони о горячую крышку. — Но до сих пор мы сталкивались только с крысами-мутантами и люпусами. То есть мутировавшей разновидностью волков.

— А люди? — спросил вдруг Николай. — Разве людоеды не есть мутанты?

— Не обязательно. Это продукт глубокой деградации социума. Определенные личности или даже слои населения, в обычное время склонные к девиантному поведению и сколачиванию маргинальных группировок, в той обстановке, какая сложилась на земле, являют собой именно такие явления, как людоедские общины. В прошлом это, как правило, малообразованные люди, слабо приспособленные к жизни в связанном рамками законов и определенных экономических условий обществе. В прошлой эпохе из них получались маньяки, насильники, убийцы, наркоманы. Не все они способны стать людоедами. И не все стали. Но, как правило, именно из таких и получается то, что получилось. Глобальная катастрофа возвела их на качественно новый уровень жизнедеятельности. Организовала, заставив создавать свой мир, подчиняющийся их законам. И кстати, само общество во многом виновато в том, что после краха этого самого общества на высшую ступень поднимаются именно такие массы. Ведь сколько людей в свое время были выброшены на обочину жизни экономическим беспределом, отсутствием или крахом системы социальной защищенности. Разложившейся шкалой моральных ценностей. Сколько беспризорников и бомжей оказались никому не нужными в свое время. И теперь они оказались более приспособленными. Ведь еще до всеобщего краха они жили в подвалах. В руинах. На свалках. Питались чем попало. Боролись за жизнь и ненавидели всех, кто жил лучше. Но и мы их слепо ненавидим, даже не понимая, что мы, как часть того общества, повинны в случившемся. А они все больше подчиняют себе окружающий мир.

— Но ведь мы победили людоедов в Висляеве, — возразил Эмиль.

— Мы победили определенную банду в определенном месте. Мы победили благодаря обилию оружия и людей с военной подготовкой в нашем городе. Но двадцать лет назад здесь обитало девять с лишним тысяч человек. Сейчас семьсот пятьдесят. А свирепые банды и людоедские племена встречаются все чаще. Так кто проигрывает эту гонку за выживание?

— Опять вы читаете пораженческие прокламации, — недовольно фыркнул Гусляков.

— Я объясняю суть вещей. Вся проблема человечества в том, что никто не хочет понимать природы и причин происходящего. Раньше от проблем просто отмахивались. Сейчас отстреливаются.

— Так что же, вы предлагаете заключить всех этих отморозков в крепкие объятия человеколюбия? — Капитан усмехнулся.

— Нет. Это, увы, невозможно. Но если каким-то фантастическим способом человечеству удастся возродиться из пепла и воссоздать цивилизованное общество, то оно должно помнить об ошибках прошлого, дабы не пережить это прошлое вновь. Хотя лично я все меньше верю в возрождение. Нам был уже дарован шанс жить на этой планете. Мы этот шанс проворонили самым диким способом. А второго шанса природа, как правило, не дает. Эволюция идет вперед, несмотря ни на что. А мы отброшены назад. Назад и в сторону. Едва ли догоним.

— При всем моем уважении, Михаил Вениаминович, — строго сказал Гусляков, — я никак не могу согласиться с вами. Вон сидит девиантный маргинал с низким уровнем образования. — Капитан кивнул на Сквернослова.

— Спасибо, блин, — огрызнулся тот в ответ, но как-то без злобы и без тени обиды.

— Ну так он не бандит какой. Не людоед, — продолжал капитан.

— Во-первых, он уже достаточно образован. Он с Николаем — одни из самых способных учеников у меня были. Хотя у Вячеслава всегда хромало поведение и дисциплина была никакой. Во-вторых. Я ведь не навешиваю ярлыков. Я говорю о предпосылках.

— Так он мог стать людоедом?

— Мог и я стать. Поймите, есть незримая грань, которую трудно уловить самому. Это на простом языке называется — куда лукавый поведет. Но если в социуме еще и четкие границы между определенными социальными группами, то при первой возможности любые противоречия выльются в кровавую непримиримость. В страшные искривления норм поведения. — Профессор тяжело вздохнул, глядя в наполненную горячим напитком крышку от термоса, которую сжимал ладонями. — Никто не знает, кем он может стать при определенных обстоятельствах. А если попадет в эти обстоятельства, то и не задумается над тем, кем он стал. Думаете, людоеды считают себя отморозками? Они просто жить хотят. Как и мы.

— Прекратите сейчас же! — Капитан разозлился. — Ваши симпатии каждой живой твари и сочувствие любому, кто хочет жить, разлагают мозги!

— Эх, Василий Михайлович, не хочешь ты меня слышать. Ты не задумывался над тем, кем бы ты стал, нанеси они удар и по Надеждинску?

— Если бы бомба упала и сюда, я бы уже не думал.

— Не факт, Михалыч. Не факт. Ты мог выжить. Но во что ты превратился бы?

— Я никогда не стал бы мразью! — Гусляков стал кричать на старика, чего никто себе не позволял. — При такой альтернативе лучше пустить себе пулю в висок! Я русский офицер, черт вас возьми!