обычаи обладают ценностью только как средства реализации личных интересов [Законы и обычаи обладают «гетеротелической» ценностью, то есть их ценность состоит в том, что они являются средствами для чего-то иного, того, что, со своей стороны, имеет свою цель (telos) в себе.]. Человека удерживает от нарушения закона страх наказания, то есть страх боли.

Все основывается на индивидуальном наслаждении. Хорошая мораль или хорошие законы максимизируют индивидуальное удовольствие. Помимо этого нет никаких иных оснований для права и морали. (Однако кто определяет, что удовольствие десяти других людей весомее моего собственного удовольствия? И как я могу сравнивать разные виды наслаждения?) [Утилитарист Бентам в конце XVIII века предложил теорию расчета разных видов удовольствия. Связанные с ней проблемы рассматриваются в Гл. 17.]

Философия природы эпикуреизма, по-видимому, в основном соответствует демокритовскому материалистическому учению об атомах. Она определенным образом обосновывает эпикурейскую философию жизни. Так как все материально, включая душу и далеких от нас и безразличных к нам богов, то мы не должны опасаться неприятных религиозных мыслей.

В отличие от учения Эпикура радикальный гедонизм утверждает, что физическое удовольствие/наслаждение является единственной стоящей вещью в жизни. Он может служить в качестве теории, пригодной для высшего класса, который имеет относительно свободный доступ к различного вида товарам и услугам и может пользоваться разными благами, избегая нужды и страданий. Но в античности для подавляющего большинства следствия такой теории были фатальными. Если бы большинство попыталось «просчитать» соотношение между страданиями и удовольствиями, то баланс оказался бы в пользу первых, то есть был бы отрицательным. «Сумма» страданий превзошла бы «сумму» наслаждений. С точки зрения радикального гедонизма, такая жизнь ничего не стоит. Поэтому, когда такой гедонист, как Гегесий (Hegesias, 3 век до Р.Х.), советовал людям лишать себя жизни, это не было лишь выражением эксцентрических идей. Для общественных низов, вынужденных существовать в муках и страданиях, радикальный гедонизм вполне мог стать идеологией самоубийства. Отметим, что имеется в виду именно радикальный гедонизм, а не учение Эпикура и не эпикуреизм. В этом смысле эпикуреизм трудно назвать философией высших классов.

По сравнению с эпикурейцами стоики в целом были весьма пессимистичны относительно нашей способности контролировать внешние блага. Поэтому они рекомендовали, чтобы каждый человек сделал себя независимым от внешних обстоятельств. Если мы хотим обеспечить свое личное счастье, то должны учиться быть как можно более независимыми от неконтролируемых внешних факторов и учиться жить внутри нашего внутреннего мира, который мы можем контролировать.

Стоики учили, что на самом деле счастье не зависит от какого-либо внешнего блага. Они придерживались той же позиции, что и Сократ с Платоном. Единственным условием личного счастья является добродетельная жизнь, причем добродетель основывается на знании. Все стоики разделяли эту мысль. Для человека единственным благом является добродетельная жизнь, а единственным злом — недобродетельная. Когда встает вопрос о счастливой жизни, все остальное в конечном счете оказывается неуместным и не имеющим значения. Жизнь, здоровье, процветание или смерть, болезнь, страдания и нищета не могут помешать счастью мудрого и добродетельного человека. Различные внешние условия не определяют счастья или несчастья людей. Наше счастье не зависит от жизненных препятствий и удач, от богатства или бедности, от того, являемся ли мы хозяевами или рабами. Важно лишь различие между теми, кто мудр и добродетелен, и теми, кто не обладает мудростью и добродетелью. Первые счастливы, вторые нет. Знание, добродетель и счастье связаны с внутренней жизнью и не зависят от внешних факторов.

Благодаря чему знание и добродетель могут сделать человека столь невосприимчивым ко всем внешним поворотам судьбы? Стоики отвечают, что добродетель заключается в том, чтобы жить в согласии с разумом, с логосом. Как и у Гераклита, логос является ведущим принципом космоса. Они также называют его Богом, священным огнем или судьбой. Человек может так раскрыть себя логосу, что его душа окажется в гармонии с космосом. В этом случае душа определенным образом отразит порядок и гармонию, которые правят космосом.

Наиболее важное постижение заключается, по-видимому, в осознании того, что все разумно упорядочено, в силу чего и невозможно и нежелательно вмешиваться в происходящее. Все управляется логосом или Богом. Человек должен научиться радостно принимать все, что случается. «Все, что с тобой происходит, ты должен переносить как происходящее по твоему желанию. Поэтому ты должен желать, как бы зная, что все происходит по воле Бога». Так писал Сенека, один из римских стоиков [Quaestiones naturales III, praefatio].

Стоики также проповедовали аскетически-моральное отношение к внешнему миру и воспитание внутренней силы характера. Человек должен демонстрировать стоическое спокойствие, то есть «бесстрастие» (апатию) по отношению к внешним поворотам судьбы [Ср. со стихотворением Киплинга «Если».].

Если эпикурейца можно сравнить с эстетствующим и расчетливым буржуа, то стоик предстает настоящим джентльменом! Он обладает железной волей и безразличием к внешним обстоятельствам и принадлежит к тем, кто ходит по раскаленным углям или во фраке и цилиндре управляет под тропическим солнцем Индии тремя миллионами «туземцев».

Сейчас, конечно, можно оспорить ответ стоиков на вопрос о том, как индивид может обеспечить свое счастье. Господствовать над «внутренним» может быть так же трудно, как и над многими внешними факторами. Без сомнения, это весомое возражение. Но в то же время мы должны помнить, что в эллинистическо-римскую эпоху возможность управлять природой (болезнями, неурожаями и т. д.) и политическими обстоятельствами была относительно небольшой. Если для нас удалить аппендикс проще, чем избавиться от страха или гнева, то для античного человека ситуация была диаметрально противоположной. Поэтому, когда стоики советовали людям управлять тем, что контролируемо, а именно их собственными душевными побуждениями, то это не было полностью нереалистичным.

Соответственно переходу от человека-в-сообществе к частному индивиду душа (mind) начала пониматься как нечто внутреннее, отделенное и от природы, и от общества. Такое понимание в определенном смысле уже не являлось греческим. Этика стала пониматься отделенной от политики. Каждый человек сам формировал свой внутренний мир, независимо от общества и окружения. Возникает представление о частной морали, отделенной от общества.

По-видимому, эпикуреизм никогда не имел много приверженцев, тогда как стоицизм обладал большим влиянием, и не только во времена Рима. Этические и правовые идеи стоиков сыграли существенную роль в средневековой философии.

Стоицизм не был однородным движением. Он претерпел фундаментальные изменения при переходе от греческих к римским стоикам.

Киники [Киники были известны в качестве одной из так называемых античных сократических школ. Ее название указывает на определенную связь между Сократом (и софистами) и школами «жизненной философии» в эллинистическо-римскую эпоху. ] удалились от общества и вели простой и отчасти примитивный образ жизни, который они считали естественным для человека (и который был полной противоположностью аристотелевскому пониманию человеческой природы). Так, киник Диоген Синопский (Diogenes from Sinope, ок. 404–324 гг. до Р.Х.) жил в бочке, восхваляя «естественное» и осуждая искусственное.

Можно сказать, что учение киников было идеологией низших общественных классов, которые имели мало «благ». Вместо подстрекательства к бесполезному бунту оно учило людей быть довольными и без благ, которыми они в любом случае не могли обладать [Здесь оканчивается их сходство с современными хиппи. Хиппи являются преимущественно детьми представителей высших слоев капиталистического общества потребления. Они добровольно отстраняются от его некоторых аспектов, связанных с материальным потреблением, и в то же время ведут паразитический образ жизни, считая при этом, что они полностью