(атомарные) лингвистические выражения описывают простые состояния вещей. В то же самое время синтаксическая форма рассматриваемого предложения правильно выражает отношение между котом и циновкой.
Итак, имеется тезис о том, что действительность состоит из простых, отдельных фактов и что таким же образом эпистемически осмысленный язык состоит из простых, отдельных выражений, которые соотносятся с этими фактами. При этом правильные логические связи между этими лингвистическими выражениями соответствуют отношениям, существующим между фактами, на которые указывают эти выражения.
Интересными словесными выражениями являются предложения, которые утверждают нечто о том, что имеет место. Такие предложения или утверждения могут находиться во взаимно-однозначном соответствии с действительностью и тем самым быть эпистемически осмысленными. Другие виды словесных выражений (восклицания, команды, вопросы, оценочные суждения, метафорические высказывания и т. п.) не обладают подобным свойством и не представляют познавательного интереса.
Этот атомистический тезис утверждает, что действительность (и язык) состоит из простых, отдельных фактов (и выражений) и что действительность и язык внешне соотносятся друг с другом. Опирающийся на него способ мышления противостоит диалектическому, согласно которому различные понятия и состояния дел отрицают друг друга и указывают на другие понятия и состояния дел. Диалектика обладает тенденцией к поиску целостностей, основанных на внутренних связях понятий, тогда как атомизм понимает мир и язык в качестве отдельных выражений и фактов, находящихся во внешних отношениях друг с другом. Говоря о «внутренней связи», мы подразумеваем, что отдельное понятие не может быть определено вне его отношений с другими понятиями. Другими словами, полное определение понятия зависит от других понятий. (Ср. с точкой зрения, согласно которой понятие действия должно быть определено с помощью таких понятий, как намерение, действующее лицо и объект, на который направлено действие).
Говоря о «внешнем отношении», мы подразумеваем, что понятие есть то, что оно есть, независимо от связей с другими понятиями. (Например, кот есть кот независимо от того, в какой связи он находится с циновкой).
Итак, мы имеем два условия, которые должны выполняться для того, чтобы утверждение было способным выражать знание.
1. Утверждение должно быть хорошо сформулированным, то есть грамматически правильным.
2. Утверждение должно быть верифицируемым, то есть мы должны, в принципе, быть способными подтвердить его с помощью наблюдений и гипотетико-дедуктивного метода.
Утверждения, которые не удовлетворяют этим условиям, не выражают знание. Они эпистемически бессмысленны. Их примерами будут такие этические, религиозные и метафизические утверждения, как «не убий», «Бог есть благо» и «субстанция едина». Согласно критериям эпистемической осмысленности, эти утверждения не выражают знание. Конечно, при этом не отрицается, что они могут быть эмоционально осмысленными. Например, утверждения о ценностях часто много значат как для индивида, так и для общества. Но, согласно этим двум критериям, они не являются утверждениями, которые представляют знание.
Имея в виду позицию Рассела (на некотором этапе его философского творчества), можно так кратко выразить точку зрения логического позитивизма. Существуют только два вида эпистемически осмысленных утверждений, а именно аналитические утверждения и хорошо сформулированные апостериорные синтетические утверждения.
Иначе говоря, единственными эпистемически осмысленными являются утверждения, которые мы находим в формальных науках (логика, математика) и науках, опирающихся на опыт и ги-потетико- дедуктивный метод.
Такой — в упрощенной форме — являлась в межвоенный период основная позиция логического позитивизма, представленного Венским кружком [Краткое изложение основных идей логического позитивизма см. в кн.: АЛуег. Language, Truth and Logic. — London, 1936.].
Различие между эпистемически осмысленными и эпистемически бессмысленными утверждениями — между подлинным знанием и псевдознанием здесь определяется как различие между утверждениями, которые являются проверяемыми (верифицируемыми), и утверждениями, которые нельзя проверить. Это различие отождествляется с различием между наукой и псевдонаукой.
Подобно другим формам эмпирицизма, логический позитивизм выступает против гносеологического рационализма [Имеется в виду позиция рационализма в теории познания, исходящая из приоритета разума относительно опыта, а не сама концепция рациональности как логической размерности знания, опыта и деятельности. Иначе говоря, понятия «рационализм» и «рациональность» различаются. — С.К.], то есть против утверждений, претендующих на истинность, но в то же время не удовлетворяющих требованиям проверки с помощью наблюдения и гипотетико-дедуктивного метода. Так, теология и классическая метафизика (например, онтология) отвергаются в силу их эпистемической бессмысленности.
Как мы уже отмечали, такое опровержение является проблематичным, поскольку возникает вопрос, не попадает ли сам эмпирицистский тезис в ту категорию, которую он объявляет эпистемически бессмысленной. Можно ли эмпирически проверить сам этот тезис? Мы упоминали об этом возражении, основанном на самоприменимости, в связи с Декартом и Локком.
Согласно эмпирицистскому тезису, ценностные суждения — этические и эстетические утверждения — следовало бы объявить эпистемически бессмысленными. Но в этом случае их отклонение имеет иной характер, чем для теологических и метафизических утверждений. Можно сказать, что этические и эстетические утверждения эпистемически бессмысленны, но в противоположность теологическим и метафизическим они и не претендуют на познавательную значимость. Они выражают установки и оценки, которые не могут быть обоснованы в терминах «истина» и «ложь», но все же играют важную роль в нашей жизни. Можно напомнить читателю о точке зрения Юма на связь познания («разума») и эмоций («чувств»), высказанной им при обсуждении этики [См. R.Camap. Values and Practical Decisions. In The Philosophy of Rudolf Carnap. Ed.by P.Schlipp.The Library of Living Philosophers, vol.XLLaSalle/London, 1963.].
Венский кружок ни в коей мере не был индифферентным в отношении политических вопросов. В период между мировыми войнами его члены занимали четкую антифашистскую позицию. Одним из следствий эмпирицистского тезиса было опровержение фашизма в качестве научно бессмысленного. Таким образом, логические позитивисты могли позволить себе занять определенные политические и этические позиции. Но при этом важно отметить, что они не считали, что могли бы обосновать посредством рациональных аргументов свой выбор занятой ими нормативной позиции. В конечном счете, когда дело касается этических и политических вопросов, каждый должен полагаться на дорациональные (рrе-rational) решения. Каждый делает выбор, который в принципе не может быть рационально легитимизирован.
Независимо от того, предоставлял ли позитивизм, основываясь на эмпирицистском определении неосмысленного (научно непроверяемого), защиту от фашистского вздора, он все же не мог бы опровергнуть базисные фашистские нормы. Иначе говоря, позитивисты могли бы отклонить то, что являлось эмпирически непроверенным и непроверяемым в фашистских положениях (например, расовую теорию и идею о тысячелетнем Третьем рейхе). Однако позитивисты явно отрицали возможность проведения аргументированной дискуссии о базисных нормах и принципах. По их мнению, дискуссия в этой области не могла бы привести к убедительным выводам.
Это мнение возвращает нас к дебатам рационализма и эмпирицизма, к вопросу о том, можем ли мы с помощью разума обосновать наши первые принципы, будь они нормативными или познавательными. Неэмпирицистские школы, например феноменология, утверждают, что мы не можем полностью лишить разум способности разъяснять и обосновывать первые принципы, хотя такая деятельность и является проблематичной. Ведь если мы полностью отвергаем эту способность, трудно избежать ситуации, в которой, образно говоря, мы выбиваем опору из-под своих ног. Эмпирицистский тезис о эпистемической осмысленности только научных утверждений и вытекающее из него разделение познания и эмоций (понимаемых в качестве нерациональных) должны быть легитимированы с помощью рационального обсуждения. В противном случае, мы легко приходим к выводу о произвольности нашего решения в пользу этого тезиса [См., например, K-O.Apel. «Scientism or Transcendental Hermeneutics?» — In Towards a Transformation of Philosophy. — London, 1980. — P. 93 ff.].
