Мы с Е Сяо покинули крематорий и отправились на поиски Ци Хунли.
Судя по адресу, который дал нам заведующий, Ци Хунли жил на окраине – в самом глухом уголке этого маленького городка. Дойдя до нужного нам места, мы увидели жалкую лачугу. Домишко был низенький и сырой, внутри – темнота и затхлый тяжелый воздух.
И вот этот человек перед нами. Мужчина лет пятидесяти, среднего роста. Лицо ничем не примечательное, только вот глаза… Глаза широко раскрыты, но лишены всякого выражения. Взгляд, как у всех слепых, устремлен куда-то вдаль, будто он видит там нечто, скрытое от других.
– Вы Ци Хунли?
– Зачем я вам понадобился, молодые люди?
Видимо, по звуку шагов он определил, что к нему пришли два человека, а по голосу определил возраст. Вот только… С ним говорит Е Сяо, я-то молчу. Почему же он решил, что я – тоже «молодой человек»? Внимательно посмотрев на него, я очень тихо сказал:
– Четыре года назад вы совершили преступление.
– Какое такое преступление? Мое дело – трупы жечь.
– Вы вроде бы кремировали утонувшую девушку, а потом привели ее к родителям живой и здоровой. Мы приехали по этому делу.
Он судорожно, со всхлипом вздохнул и сразу перешел на крик:
– Не понимаю, о чем вы говорите! Оставьте меня!
Решив рискнуть, я тоже закричал:
– Я старший брат этой девушки! Не смей лгать мне!
Е Сяо в знак одобрения показал мне большой палец.
– Вы действительно ее брат?
– Конечно, мы родные брат и сестра от одних родителей.
– Вы лжете. Я по голосу слышу, что вы лжете. Я слепой, но не глухой.
Я опешил, хотел что-то еще сказать, но буквально лишился дара речи. Сделав мне знак рукой, Е Сяо приблизился к Ци Хунли и заговорил с ним на шанхайском диалекте:
– Где ты жил до 1972 года?
Ци Хунли понуро опустил голову. С трудом, запинаясь, сказал:
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Не прикидывайся. Ты шанхаец, почему же после культурной революции ты не вернулся домой? Почему заявил о потере паспорта? Почему в твоем личном деле нет никаких сведений о том, что ты делал до 1972 года?
Е Сяо вел настоящий допрос.
– Кто вы такие, в конце концов? – воскликнул Ци Хунли.
– Не твоя забота, кто мы. Вопрос в том, кто ты. Может, ты и не Ци Хунли вовсе? Имечко-то слишком странное. Как тебя зовут по-настоящему?
– Что вам известно? Что вы от меня хотите? – В его вопросе прозвучал неподдельный страх.
– Скажу только одно: это дело касается гибели многих людей. Я думаю, что сам ты, возможно, ни в чем не виноват. Все будет зависеть только от тебя. Как ты себя поведешь.
Е Сяо сделал многозначительную паузу и закончил:
– Поверь, мы не хотим причинять тебе зло, но нам нужны правдивые показания, потому что дело важное, государственного значения.
Ци Хунли помолчал, закрыл свои слепые глаза, потом шепотом спросил.
– Скажите, сколько людей уже умерло? – Кажется, он готов был говорить, «сотрудничать с органами», как это принято называть.
Е Сяо быстро сказал:
– Много. Уже несколько десятков человек, и с каждым днем их становится все больше. Пока мы идем наперегонки со временем. Неизвестно, успеем ли мы предотвратить дальнейшие смерти. Мы должны спасти хотя бы тех, кого сможем. Говори.
– Хорошо. Сейчас уже нет нужды молчать обо этом. Глаза мои ничего не видят, и я могу не опасаться, что увижу плоды своих страшных дел. Мое настоящее имя Ли Хунци. Если Ци Хунли прочитать задом наперед, то и получится Ли Хунци. В 1966 году я учился в средней школе в Наньху. Как и все, стал хунвэйбином. Рядом со школой был один черный дом. Мы пришли туда…
– Значит, ты и есть один из без вести пропавших? – перебил я его, но Е Сяо жестом приказал мне замолчать.
– Так вы все знаете?
– Кое-что знаем, но не все. Что нам известно – не твое дело. Ты должен рассказать нам всю правду. Продолжай, – сказал Е Сяо.
– В то время мы, чтобы делать революцию, спустились в подвал. Там мы обнаружили труп обнаженной женщины. Мы ужасно испугались, написали несколько лозунгов и ушли. На следующий день выяснилось, что один из нас покончил с собой. Потом наш одноклассник Чжан Хунцзюнь рассказал нам, что накануне вечером они ходили в подвал щупать голую женщину. Кто бы мог подумать, но на следующее утро Чжан
