– Не спи, солдат, – замерзнешь.

Водитель от неожиданности свалился с ящика и теперь таращил на меня сонные глаза, не понимая, почему он не сидит, а лежит. Потом вскочил и смущенно стал оправдываться. Я махнул рукой и занялся утренним туалетом. Копаясь в своей сумке, я наткнулся на аккуратно сложенный старенький свитер жены, который лежал на самом дне. Свитер покупали мне, еще когда я служил в Германии, но жене он больше нравился, и она его часто надевала. А когда я собирался в Чечню, положила его мне: «Боря, выкидывать жалко, а там его доносишь и выбросишь».

Достал его из пакета и прижал к лицу. Несмотря на то что прошло два месяца, свитер хранил родные запахи жены и дома. Скинул с себя пропотевшую тельняшку и вместо нее надел свитер, заправил его в брюки и, затянув на поясе ремень с пистолетом, с бритвенными принадлежностями выбрался из землянки.

Чудинов уже прохаживался по краю траншеи, где располагалась наша землянка, но пока я пристраивал зеркало и мылил себе щеки, он опять уселся на ящик и внимательно стал наблюдать, как я начал бриться. Разглядывая себя в зеркало и водя станком по правой щеке, я обдумывал план дня: чем занять солдат сегодня и какие задачи поставить взводам. Но одиночный выстрел, тут же второй нарушили течение мысли. Чудинов рефлекторно повернул голову в сторону позиций боевиков, откуда донеслись выстрелы. Глаза его в изумлении расширились, и непонятно как, даже не вставая с ящика, с криком «Духи!» он спрыгнул ко мне в траншею. Я вскочил на бревно и выглянул из траншеи. Выстрелы уже слились в сплошную трескотню, и пули свистели над нами в опасной близости. По зеленке перебегали с места на место боевики, и непонятно было, куда они стреляли и пойдут ли сейчас в атаку. Я с сожалением посмотрел на бритвенный станок и отбросил его в сторону.

– Батарея, тревога… К бою… – Схватил накрытый плащ-накидкой пулемет с магазином на сто патронов, в другую руку еще одну коробку с лентами в двести пятьдесят патронов. Выскочил из траншеи и рванул сквозь вихрь пуль к бугру, в пятидесяти метрах от землянки. Сзади топал сапогами Чудинов. Оглянувшись, увидел, как из траншеи выскочили Торбан, Алушаев и замполит с оружием в руках.

Упал за бугром и быстро изготовился к стрельбе. Прильнув к пулемету, я повел стволом по зеленке, примериваясь открыть ответный огонь. С нашей стороны тоже началась стрельба, причем наиболее сильной она была в расположении первого батальона. Но нам тоже доставалось нехило. Пули щелкали по броне БРДМ, который стоял рядом с бугром, и с визгом рикошетили. Алушаев полез было на броню, но тут же соскочил и прижался к колесам.

– Алушаев, все-таки надо к пулеметам пролезть, – я обернулся к сержанту и тут же повернулся обратно. В том, что Алушаев попытается еще раз, я не сомневался. Поймал в прорезь прицела фигурку боевика, перебегающего по зеленке к мосту через Аргун, и дал очередь в десять патронов. Рой трассеров и разрывных пуль ушел через поле и впился в духа. Боевик внезапно остановился, как будто наткнулся на стену, сделал несколько неуверенных шагов, медленно переломился в поясе и упал в кусты.

«Есть», – радостно отметил я про себя и довернул ствол левее. Там суетились несколько боевиков, что-то вытаскивая из окопов, но прицелиться мешали ветки кустов, которые росли в нескольких метрах впереди бугра.

«А, ерунда», – и дал очередь сквозь кусты, так как понял, что боевики вытаскивали и устанавливали на треноге пулемет НСВТ. Мой пулемет задрожал в руках, и ветки, срезаемые пулями, упали, открыв хороший обзор. Духи вокруг пулемета засуетились еще быстрее, но я давил на курок пулемета и гнал, гнал в ту сторону одну очередь за другой, пока ни одного боевика не осталось около пулемета. Грозно зарокотал над головой КПВТ, но трассы его очередей шли в сторону моста, срезая кусты и мелкие деревья. Наверно, наш огонь очень досаждал противнику, поэтому большинство боевиков сосредоточили свой огонь против нашей позиции. Несколько раз грохнули гранатометы чеченцев, но мимо.

Мои подчиненные открыли бешеный огонь, и патроны у них быстро закончились. Автоматы один за другим замолчали, а пробраться к землянке не было возможности – до того сильным и мощным был огонь противника. Внезапно замолчал и КПВТ – что-то там заело. Боевики, уверенные, что это они подавили наш огонь, теперь сосредоточили огонь против моего пулемета. А я в азарте водил стволом пулемета и давил на курок, когда на мушке появлялся дух. Поле зрения сузилось, я смотрел вдоль ствола и видел лишь как бы набегающих на мушку боевиков, и тогда давил на курок, радостно отмечая, как после моей очереди фигурка или падала, или начинала метаться, пытаясь уклониться от пулеметной очереди. Я уже не обращал внимания на визг и жужжание пуль вокруг меня, не обращал внимания на комочки земли, которые больно секли мне лицо, лишь мозг автоматически отмечал количество отстрелянных патронов. Закончилась коробка с патронами, я засуетился, вставляя в пулемет новую ленту, одновременно совещаясь с замполитом.

– Борис Геннадьевич, боевики усилили огонь. Как бы они не пошли в атаку. Пока вы стреляли, я засек несколько огневых точек около моста и хочу их загасить.

– Как?

– В окопе огнеметчиков лежит несколько «Шмелей», я сейчас проберусь туда и открою огонь.

– Алексей Иванович, давай, но осторожней.

Лента была вставлена, я потянул затвор на себя, а потом вперед – пулемет заряжен. Дал несколько очередей, искоса наблюдая, как замполит ползком пересек расстояние между бугром и берегом арыка. Попытался встать, но опять упал на землю, прижатый плотным огнем боевиков, которые заметили этот маневр. Алексей Иванович на четвереньках вошел в воду и погрузился в нее по горло. В воде вокруг него заплясали фонтанчики от пуль, но Кирьянов упрямо двигался вперед, пересек несколько метров водного пространства и выбрался на другой берег. Обернулся, счастливо улыбаясь, помахал нам рукой: мол, все в порядке. Рывком пересек оставшееся расстояние до окопа и по-хозяйски стал там осматриваться. Рядом громко заматерился Чудинов, поднялся во весь рост и рванул через огненный шквал к окопу огнеметчиков. Так же благополучно пересек арык и спрыгнул невредимый в окоп к Кирьянову. Я облегченно вздохнул и приник к пулемету, дал несколько очередей по перебегавшим чеченцам в зеленке и опять поглядел на Кирьянова. Тот растерянно крутился с огнеметом в руках в окопе, становился на цыпочки: тянулся вверх, пытаясь разглядеть передний край боевиков. Переговорив о чем-то с Чудиновым, Алексей Иванович выскочил из окопа наверх и склонился к Чудинову, который подал ему из окопа контейнер огнемета. Но выпрямиться не успел: по земле захлестали длинные очереди из пулемета и автоматов. Казалось, еще мгновение, и они перечеркнут офицера. Я дал несколько очередей по пулеметному гнезду, стараясь если не уничтожить пулеметчика, то хотя бы на время прекратить его огонь. Вновь поглядел на окоп, уже не ожидая увидеть Кирьянова живым, и с радостью увидел его сидящим рядом с Чудиновым.

Переждав огонь, Кирьянов привстал и закричал мне:

– Борис Геннадьевич, ни черта не видно из окопа. Куда мне стрелять?

Я чуть приподнялся над бугром, но тут же пришлось пригнуться и спрятаться: свинцовый шквал промчался надо мной, а несколько пуль, подымая фонтанчики земли, вонзилось в верхушку бугра. Две из них звонко цокнули, подняли и отбросили пустую коробку из-под лент за мою спину. Уже осторожно я высунулся из-за бугра:

– Алексей Иванович, сделаем так: я даю очередь трассерами, а ты туда стреляй из огнемета – сейчас дальность двести пятьдесят метров. Расстояние я каждый раз буду тебе кричать.

Я опять прильнул к пулемету и повел стволом по зеленке. Остановился на группе кустов около моста. Оттуда с самого начала боя велся особенно интенсивный обстрел наших позиций пулеметом. И там чаще всего мелькали фигурки боевиков.

– Алексей Иванович, стреляй туда! – прокричал я и дал длинную очередь по кустам.

Замполит вскинул контейнер, придал ему соответствующий двумстам пятидесяти метрам угол прицеливания и выстрелил. Мощный звук выстрела, как всегда, оглушил всех, а пыль, поднятая реактивной струей, скрыла окоп. Черная точка снаряда прочертила свой путь в воздухе и разорвалась на поле, не долетев пятидесяти метров до кустов.

Пыль осела и открыла нашим взорам отплевывавшихся от нее Кирьянова и Чудинова.

– Алексей Иванович, дальность дальше пятьдесят! – в азарте прокричал я корректуру прицела, неосторожно поднявшись над бугром, но тотчас же спрятался: новый шквал пуль обрушился на мою позицию.

Как только прогремел второй выстрел, я вновь, не обращая внимания на пули, вскинулся над бугром,