идет дело, подбодрить организацию, обещать скорую и сокрушительную интервенцию.

Он решительно ничего больше не знает. Ему не очень-то доверяли. Он согласился ехать только из страха... С мужем Елены Родневич встречался всего один раз, перед самым отъездом, когда получал от него записку к жене и пароль... Что? Записку? Вот, вот, пожалуйста... Помогая чекистам, он предупредительно выворачивал карманы, выпарывал из подкладки письма. Боже мой, ведь он только младший, скромный, ничтожный офицер, который поневоле выполнял чужие приказы!..

В общем, эмиссар заграничного центра был перепуган насмерть, жалко дергал щеками, и прозрачные глаза его то и дело наливались слезами.

Когда он стал повторяться, его увели.

— Положение действительно серьезное, — задумчиво проговорил Латышев. — Нужно узнать, что успели тут сорганизовать, нужно взять всю организацию целиком. Наверняка твои футболисты — только маленькая веточка. И, может быть, ты прав: убийство на заводе тоже дело их рук... Будем действовать немедленно, но осторожно. Вот что, иди отсыпаться. Пошлем туда... Что ты на меня так смотришь?

— Удивительная у меня судьба! — с горечью воскликнул Медведев. — Стоит мне что-то начать, как меня куда-нибудь переводят или посылают отсыпаться. Неужели мне никогда ничего не удастся завершить?

Латышев улыбнулся, промолчал.

— Ну вот, конечно, я же вижу, Михаил Иванович, что ты собираешься делать!

Латышев насупился, принялся теребить свою бороду. Проговорил угрюмо:

— Тебя могли приметить. Этот футболист Володя Родневич, да и другие... Не могу рисковать тобой.

— Значит, вместо меня пошлешь другого? Разве для него опасность будет меньше? Больше! Он не знает их так, как я. А если я сделал что-нибудь не так, если был недостаточно осторожен... Я не хочу, чтобы другой поплатился за меня! — В последних словах Медведева было такое волнение, что Латышев оставил в покое бороду, пристально посмотрел на него.

А в памяти Медведева возникла кирпичная заводская стена и мертвый Миша с выколотыми глазами. Он схватил руку Латышева, сжал ее с силой.

— Михаил Иванович, к Родневичу пойду я! Только я! И не волнуйся, все будет в порядке. Володя меня не видел. С этим офицериком он тоже не встречался. На явке в Овидиополе ему только сообщили, что эмиссар прибыл, чтоб в городе его ожидали. Володя вернулся и до утра из дому не выходил. А в Жоре я уверен, как в самом себе. Я пойду, Михаил Иванович! — Он умоляюще смотрел на Латышева. — В конце концов, я буду лучшим эмиссаром, чем этот слюнявый офицерик, честное слово. Идет?

Латышев, пряча глаза, отрицательно качал головой. Но Медведев уже горячо пожимал ему руки.

— Спасибо тебе! Я иду к ним!

После условного стука прошла минута шорохов и шепота за дверью. Затем высокая дубовая дверь мягко отворилась, и Медведев вошел в квартиру Родневичей.

В просторной полутемной прихожей тускло, как в церкви, горела под высоким потолком люстра, затянутая белой кисеей. Зеркала и канделябры холодно отсвечивали инеем. Белокурый юноша четко наклонил и вскинул голову, щелкнул каблуками, восторженно впился в него глазами. Судорожно дышала портьера, закрывавшая вход в комнаты.

Медведев важно и почтительно обратился к портьере:

— Судьба России в ваших руках!

На этот пароль оттуда стремительно вышла маленькая полная женщина. Царственным жестом протянула руку. Конечно, он должен был по старой офицерской привычке щелкнуть каблуками и поднести руку к губам. Но он замешкался, не сразу сообразив, что нужно делать. Наконец энергично, с силой тряхнул эту холеную, пухленькую ручку. Елена Андреевна удивилась, но тотчас объяснила его вольность возвышенными побуждениями.

— O, destin![3] Теперь мы все солдаты! — с ослепительной простотой сказала она. (Пусть в Европе знают, что мы здесь еще не совсем одичали!) Проплыла в гостиную.

И здесь все было в снежных, будто обледенелых чехлах.

Церемонно, точно замороженный, встал отец и тут же вновь сложился в прямой угол. Все уселись и торжественно застыли.

Сначала Елена Андреевна молча читала привезенные Медведевым письма и, не показывая ни отцу, ни младшему брату, прятала в карман листок за листком. Верхняя губка, покрытая черными усиками, беззвучно шевелилась.

Невыносимо гулко щелкали огромные часы между зашторенными окнами.

Наконец Елена Андреевна дочитала.

— Итак, — спросила она тоном опытного конспиратора, — как я должна вас называть? Так же, как муж называет вас в письме?

— Нет, здесь я прошу именовать меня Дмитрием Николаевичем, — внушительно произнес Медведев. — Это будет надежнее.

Родневич понимающе опустила глаза: приказ есть приказ.

— Мне поручено выяснить положение дел на месте, — сухо начал Медведев. — Сейчас мы должны учесть каждую боевую единицу, выяснить все наши возможности. Прошу доложить. — Он с официальным видом откинулся к спинке кресла. (Проклятый крахмальный воротничок с непривычки мучительно пилил шею).

— Можно ли понять ваши слова как сообщение о подготовке к решительным действиям? — осторожно осведомился Родневич-отец.

Медведев предусмотрительно промолчал. Старик истолковал его молчание по-своему.

— Я говорил! Я говорил! — вскричал он.

— Что вы говорили? — уничтожающе глядя на него, процедила дочь.

— Ну как же, Элен, на Генуэзской конференции большевикам было ясно заявлено...

— А я не верю ни в каких варягов! Не верю, не верю! Только мы сами, своими руками спасем Россию! — быстро и энергично заговорила Елена Андреевна, в волнении прижимая руки к своему пышному бюсту. — Я надеюсь, высокое командование рассчитывает на наши национальные силы. На истинных русских. Не так ли?

Медведев, лавируя между отцом и дочерью, ответил укоризненно:

— Я не уполномочен обсуждать действия командования.

— Простите. Вы правы, — вспыхнула Елена Андреевна, взглядом обещая отцу изрядную головомойку за то, что он толкнул ее на бестактность. — Итак, Дмитрий Николаевич, мы делаем все, что можем. И кое- чего мы уже достигли.

Она подробно рассказала о явке, устроенной в немецкой колонии под Овидиополем, о группе из нескольких педагогов и старших школьников, организованной отцом.

— Есть у нас две группы, объединяющие деловых людей в городе. Есть группа заводской интеллигенции. Сейчас мы заняты организацией боевой группы среди студентов. У нас есть для этого блестящая возможность! И наконец... наконец, под нашим влиянием некоторые спортивные организации...

Она мельком поглядела на Володю, тот покраснел от радости.

— У вас успехи! — позволил себе слегка похвалить Медведев.

Она только того и ждала. Имена, адреса, подробности так и посыпались. Заметив, что гость оживился, Елена Андреевна вошла в совершенный раж. Она уже придвинулась к нему и напористо говорила, говорила, толкая его коленками.

— О, у нас намечено в нужный день взорвать важнейшие здания, фабрики, мастерские. Мы взорвем весь порт! Захватим власть! Нас поддержат все порядочные люди в городе. А остальные — мужичье, которое называет себя народом, — они даже и не поймут. Им все равно!

— Достаточно ли вы обеспечены оружием? — озабоченно спросил Медведев.

— То, что нам прислали с Костей, мы пока держим в запасе.