И до самого конца:

— Как сказал я эти строки, тут у него плечи заходили. Забрало его, видно. Да разве есть еще на свете стихи, чтоб так за душу хватали! — пылко воскликнул Миша. — Это мама меня научила, она всего Шевченко на память знает. Как вечер, чай пьем — непременно что-нибудь из Тараса прочитает. Словно молитву на ночь! — рассмеялся Миша, снова охваченный воспоминаниями о доме.

— Видно, славная у тебя мама, — ласково проговорил Медведев. — Жаль, я не успел познакомиться с ней.

— О, я вас познакомлю! Она рада будет! — так и просиял Миша.

— Да, да, обязательно... Слушай-ка, Миша, а за те месяцы, что ты пробыл у батьки, сам ты видел, как Левка кого-нибудь из пленных пытал, убивал?

— Ого! Про него такое говорят... — начал Миша.

— Говорят, говорят... Сам своими глазами видел?

Миша замолк, припоминая, потом неуверенно сказал:

— Говорят, раньше он лихо рубал... А при мне... После тех стихов и не смотрел на меня, а однажды вдруг заступился. Послали меня пленного отвести. Я его дорогой отпустил. Левкин брат Данька не поверил, что пленный сам сбежал, хотел застрелить меня. Уже и пистолет выхватил. Левка подошел, тихо сказал: «Не трогай его, Данька!» И отошел. А Левкино слово — закон. Вот я и живой... Что ж он за человек такой, этот Левка? Как его понимать?

Медведев не отвечал. Он сидел на скамье, выпрямившись, подавшись вперед, будто собрался встать, в последний миг забыл, да так и остался. Морщина на переносице сделалась глубже. Он смотрел куда-то поверх Миши. И опять на лице его было то выражение, которое Миша так любил и про себя называл орлиным.

— Миша, — заговорил Медведев, — я поеду к Махно. Я должен сам все увидеть.

— Вы?! — прошептал Миша, не веря своим ушам, ужасаясь и радуясь. — Но вас узнают!

— Нет. Им и в голову не придет, что я могу оказаться там.

— Как же вы проберетесь? Ведь у них охрана.

Медведев улыбнулся.

— Придумаю. Ну, а ты... — он снова медленно провел ладонью по его жестким, нечесаным вихрам, — ты погостишь у мамы, отдохнешь.

— Нет! — воскликнул Миша. — Я не поеду в Бахмут! Я с вами поеду, Дмитрий Николаевич!

— Зачем? Все, что мог, ты сделал.

— Я буду с вами. Может, потребуется помощь. Послать меня куда-нибудь... Как же вы там без своего человека? Я пригожусь вам, Дмитрий Николаевич! — молил он чуть не со слезами.

— Нельзя, Миша. В банде знают, что ты удрал, и если увидят...

— Никто, никто не знает, что я ушел! — Миша мысленно рассчитал, что Гриць вернется к Махно лишь через несколько дней и он сумеет вывернуться, если его приметят.

— Миша, ты должен подробно рассказать мне, при каких обстоятельствах ушел из банды.

И, боясь, что Медведев не возьмет с собой, Миша первый раз обманул его.

— Значит, ты один поехал за подставой? — Медведев испытующе смотрел на него.

— Один! — ответил Миша, с отчаянной решимостью глядя ему прямо в глаза.

— Ты ничего не забыл мне рассказать?

— Ничего, Дмитрий Николаевич.

— Ну что ж, — Медведев привлек мальчика к себе, — поедем вместе. Я хочу встретиться с этим Левкой Задовым. — Он поднял Мишу, шутливо потянув за вихор. — Продолжение вечером. А сейчас на улице не показываться. Отсыпайся в дежурке. Ясно? И Мурзина не бойся, к Махно он не имеет никакого отношения.

Днем Медведев связался по телефону с Бахмутом, потом с Харьковом. Возвращение Махно, налет бандитов на Старобельск, убийство секретаря укома — все это были чрезвычайные события.

Из Харькова вскоре дали знать: против Махно снова направляется автобронеотряд под командованием товарища Германовича. Медведеву предложено оставаться на месте, вести усиленную разведку и ежедневно сноситься с Харьковом по телефону.

Из Бахмута пришло распоряжение немедленно явиться в губчека за инструкциями, самому ничего не предпринимать,

В тот же день на срочном заседании уком постановил: в связи с особыми обстоятельствами принять все меры к немедленной ликвидации банд, для чего товарищу Медведеву лично провести оперативные действия в уезде.

Теперь ему надлежало одновременно выполнить три противоположные указания — оставаться на месте, ехать в Бахмут и проводить оперативные действия в уезде.

Вечером он долго беседовал с Мишей, которого затем два красноармейца отвели в тюрьму. Вернувшись, они в присутствии собранных Медведевым сотрудников доложили, что парень сдан с рук на руки.

Мурзин, самодовольно ухмыляясь, осведомился:

— Ну что, подозрительная персона? Я был прав?

— Да, — коротко ответил Медведев.

Мурзин с удовлетворением зашептал сидящим рядом, что наконец-то он поставил на место этого не в меру проницательного председателя. С первых же дней появления здесь Медведева он его невзлюбил. Подумайте, в двадцать три года строит из себя всезнайку! Над всеми подшучивает...

Медведев встал. Наступила тишина.

— Товарищи чекисты! Десятая партийная конференция поставила перед народом боевую задачу: собрать четыреста миллионов пудов зерна. Без этого, сказал товарищ Ленин, мы не построим свою промышленность, а значит, не построим социализм, и значит, не победим капитализм. Кулачье делает все, чтобы не дать нам эти четыреста миллионов! Вчера они убили председателя комнезама[1] в Новом Айдаре. Сегодня убили секретаря укома. Они хотят запугать нас, все население уезда, силой загнать крестьян в свои банды. И это им частично удается. В уезде собрали неплохой урожай, куда лучше, чем в прошлом году. А продналог не выполняем. Значит, главное, товарищи, — ликвидировать кулацкие банды и разъяснить крестьянам новые задачи Советской власти. Но кто же нас будет слушать, если мы начнем разговаривать с людьми так, как это позволяет себе товарищ Мурзин!

Не ожидавший такого перехода, Мурзин вздрогнул и побледнел. Медведев продолжал, глядя на него в упор.

— Тому, кто заботится о своей карьере, не место в Чека! Из-за мелкого честолюбия, самолюбия, черт знает, из каких ничтожных побуждений сегодня ночью Мурзин допустил ошибку...

Мурзин вскочил и закричал, срываясь на высоких нотах: