все остальное!
— Ладно, достопочтенный отец. Этот человек, который с нами третьим, он наемный убийца и идет, чтобы убить Люфтойфеля. Он считает, что ему более с руки явиться в одной компании с беспомощным калекой — чтобы прежде времени не насторожить Люфтойфеля.
— Пит! Ты якшаешься с наемным убийцей! Тем самым ты становишься соучастником преступления!
— В общем-то, нет. Я не одобряю убийство. Мы с вами уже говорили прежде на эту тему. Но мой новый знакомый имеет даже законное право на убийство — в качестве палача. Он работает на полицию — по крайней мере он мне так говорит, и я склонен верить ему. Как бы то ни было, я не в силах помешать ему, даже если бы захотел. Вы бы раз взглянули на него и сразу бы поняли, почему я так говорю. Я думал, вы будете счастливы узнать…
— …о готовящемся убийстве? Пит, мне все это совершенно не нравится.
— Тогда предложите что-нибудь другое, сэр.
— А вы не можете убежать от этого Шульда? Скажем, потихоньку удрать этой ночью? И продолжайте себе путешествие — но уже вдвоем.
— Вы опоздали с вашим советом. Тибор не станет сотрудничать со мной, если я не выдвину предельно убедительную причину, а такой причины я не вижу. Он всей душой поверил в то, что Шульд укажет ему потребного человека. И я уверен, что теперь он ни за какие блага на свете не убежит вместе со мной. К тому же от Шульда так просто не убежишь. У него собачье чутье — он бывалый охотник.
— А ты сможешь предупредить Люфтойфеля об опасности, когда вы с ним повстречаетесь?
— Нет, — сказал Пит. — Зря я, что ли, так старался? Я сделал все, чтобы Тибор или вообще не встретил Люфтойфеля, или увидел его мельком — и никогда не узнал, что был рядом с настоящим Люфтойфелем… Вот правда, нравится она вам или нет.
— Я лишь пытаюсь уберечь тебя от большого греха.
— Не считаю это таким уж большим грехом.
— А я опасаюсь, что это будет смертельный грех!
— Ладно, дальше мне придется действовать по обстоятельствам, без подсказки. Я доложу вам, когда все кончится.
— Постой, Пит! Послушайся меня! Любыми способами постарайся расстаться с Шульдом. Если бы не этот тип, ты бы и на пушечный выстрел не приблизился к Люфтойфелю. Ты не будешь нести ответственность за поступки Шульда лишь в том случае, если тебя не будет рядом с ним и ты никак не сможешь удерживать его или потакать ему. И с моральной, и с практической точек зрения тебе лучше держаться подальше от него. Беги прочь! Беги как от чумы!
— И бросить Тибора?
— Тибора, конечно же, бери с собой.
— Не считаясь с его желанием? То есть похитить, что ли?
Молчание. Потрескивание в передатчике. Наконец нерешительный голос Абернати:
— Не знаю, что конкретно тебе посоветовать. Сам решай. Но ты должен найти способ покинуть Шульда.
— Что ж, я помозгую над этим, — сказал Пит. — Однако очень сомневаюсь, что сумею придумать что-нибудь подходящее.
— Буду продолжать молиться за тебя, — ответил отец Абернати. — Когда ты свяжешься со мной снова?
— Думаю, завтра вечером. Вряд ли я смогу выйти на связь в течение дня.
— Хорошо. Буду ждать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Обычные помехи сменились ровным шуршанием. Пит выключил передатчик и сунул его за пазуху.
— Тибор, — говорил Шульд, помешивая угли в костре. — Тибор Макмастерс на пути к собственному бессмертию.
— А? — переспросил Тибор. Он рассеянно смотрел на пляшущие языки пламени, где ему чудилось лицо девушки по имени Фэй Блейн, которая была более чем добра к нему в прошлом.
«Если бы Он оставил мне руки и ноги, — думал Тибор, — я бы мог вернуться и показать ей истинную силу моих чувств к ней. Я смог бы обнять ее, пробежаться пальцами по ее волосам, ощутить подушечками пальцев все изгибы ее тела. А она бы мне позволила касаться себя — везде. Я был бы подобен всем нормальным мужчинам. Я бы…»
— А? — повторил он.
— Бессмертие в памяти потомства, — сказал Шульд, — куда лучше и надежнее физического потомства, потому как наши отпрыски имеют дурное свойство разочаровывать нас, обижать и покрывать нас стыдом за их поступки. Но живопись — «внучка природы, так как все видимые вещи были порождены природой и от этих вещей родилась живопись»[22].
— Не улавливаю вашей мысли, — сказал Тибор.
— «Если поэт свободен в изобретениях, как и живописец, то его выдумки не доставляют такого удовлетворения людям, как картины. Ведь если поэзия распространяется в словах на фигуры, формы, жесты и местности, то живописец стремится собственными образами форм подражать этим формам в природе. Теперь посмотрите, что ближе человеку: имя человека или образ человека? Имя человека меняется в разных странах, а форма изменяется только смертью.»
— Теперь кое-что понимаю.
— «И если поэт служит чувству путем слуха, то живописец — путем глаза, чувства более достойного.» Леонардо да Винчи начертал это в одной из своих записных книжек. И, по-моему, это очень верные слова. Они и к нашему случаю отлично подходят. Вас, Тибор Макмастерс, будут помнить не благодаря цепочке ваших курносых потомков, которая, быть может, протянется до края вечности, но за дерзновенную попытку запечатлеть образ другого — бессмертный облик уникальной пластической формы. И вы будете отцом видения, которое вознесено над самой природой, которое выше дольней природы, ибо имеет природу божественную. Из всех людей вы один избраны для бессмертия такого масштаба.
Тибор кротко улыбнулся.
— Да, на меня возложили немалую ответственность, — промолвил он.
— Вы очень скромны, — сказал Шульд. — И довольно наивны. Вы полагаете, вас избрали лишь потому, что, когда Служители Гнева решили расписать церковь, вы случились под рукой и лучше вас художника в городке не было? На самом деле причина кроется совсем в другом. Поверите ли вы мне, если я скажу, что церковь в Шарлоттсвилле, штат Юта, была избрана местом для фрески только потому, что вы живете именно в этом городе? Поверите ли вы мне, что ваш город был избран потому, что вы являетесь величайшим художником среди ныне живущих?
Тибор резко повернул голову в сторону охотника и какое-то время молча смотрел на него.
— Отец Хэнди ничего подобного мне не говорил, — произнес он наконец.
— Отец Хэнди выполняет приказы своего церковного начальства, над которым есть еще более высокое начальство.
— Опять я не очень понимаю вас, — сказал Тибор. — Откуда вы можете все это знать?
Шульд усмехнулся и молча сверлил взглядом калеку — надменно вскинув голову, полуприкрыв глаза. Казалось, его лицо колышется в отблесках костра.
— Потому что я первоисточник всех приказов. Я хотел, чтобы вы стали моим главным художником. Я глава истинной веры. Я глава Церкви Служителей Гнева.
— Ну и ну! — ахнул Тибор.
— Да, это правда, — сказал Шульд. — По понятным причинам я не торопился открыть это. Мне не хотелось говорить при Пите Сэндзе.
— Шульд — ваша настоящая фамилия? — спросил Тибор.
— Имя человека меняется в разных странах. Фамилия Шульд меня устраивает. Я присоединился к вам в вашем Странствии, ибо хочу лично проследить за тем, чтобы вы не обознались и нашли нужного человека. А Пит Сэндз, несомненно, постарается обмануть вас. Такие у него инструкции — от его начальства. Но я
