хотела бы позвонить в посольство Соединенных Штатов.
– Конечно, – сказал Питер Фунгабера и кивнул. – Все в свое время, но сначала следует закончить то, что начали. – Он повернулся к товарищу Доллару. – Ты знаешь этого белого человека?
Товарищ Доллар кивнул.
– Он давал нам деньги.
– Увести, – приказал Питер Фунгабера. – Обращайтесь с ним хорошо и дайте ему что-нибудь поесть. Итак, мистер Меллоу, вы по-прежнему отрицаете контакты с подрывными элементами? – Он не стал дожидаться ответа, а продолжил: – Вы создали в своем имении склад оружия, которое намеревались использовать против избранного народом правительства в перевороте, в результате которого к власти должен был прийти проамериканский диктатор…
– Нет, – тихо произнес Крейг. – У меня нет оружия.
Питер Фунгабера вздохнул.
– Ваши отрицания бессмысленны и утомительны.
Он повернулся к высокому сержанту.
– Выведи их обоих.
Он первым вышел на террасу, на которой были сложены ящики.
– Открыть, – приказал он, и его люди открыли защелки и откинули крышки.
Крейг сразу же узнал сложенное в ящиках оружие. Это были американские автоматические винтовки «АР-18» калибра 5,56 миллиметра. Шесть винтовок в ящике, все новые, еще в заводской смазке.
– Они не имеют ко мне ни малейшего отношения. – По крайней мере Крейг был еще способен отчаянно все отрицать.
– Вы испытываете мое терпение. – Питер Фунгабера повернулся к Тимону Ндеби. – Приведите белого.
Управляющего Ганса Грюнвальда выволокли из кабины грузовика и подвели к террасе. Его руки были скованы наручниками за спиной, и он явно был смертельно напуган. Из широкого загорелого лица словно выпустили воздух, и оно превратилось в массу морщин и складок, как у больного бладхаунда. Загар побледнел до цвета кофе с молоком. Глаза были воспалены и слезились как у пьяницы.
– Вы хранили это оружие в сарае для тракторов? – спросил Питер Фунгабера, но никто не расслышал ответ Грюнвальда.
– Говорите громче.
– Да, я хранил их, сэр.
– По чьему приказу?
Грюнвальд поднял взгляд на своего хозяина, и Крейг почувствовал, как ледяной холод, охватив его сердце, распространяется по всему телу.
– По чьему приказу? – терпеливо повторил Питер Фунгабера.
– По приказу мистера Меллоу, сэр.
– Увести.
Солдаты потащили Грюнвальда прочь, но он, обернувшись, продолжал смотреть на Крейга и вдруг закричал:
– Простите меня, мистер Меллоу, у меня жена и дети!..
Питер Фунгабера вернул их в столовую и занял свое место во главе стола. Не обращая внимания на Сэлли-Энн и Крейга, он принялся перебирать лежавшие перед ним на столе бумаги. Они вынуждены были стоять у противоположной стены под охраной десантников. Молчание продолжалось долго. Крейг знал, что Фунгабера поступает так специально, ему хотелось нарушить это молчание, закричать, попытаться доказать невиновность, разорвать эту паутину лжи, полуправды и искажений, которой их с Сэлли-Энн опутали.
Сэлли-Энн стояла рядом, скрестив руки на уровне пояса, чтобы никто не видел, как они дрожат. Ее лицо, под слоем пота, приобрело зеленоватый оттенок. Она постоянно смотрела на камин, где, как выброшенная игрушка, лежал убитый щенок.
Питер Фунгабера откинулся на спинку стула и принялся легонько похлопывать по поверхности стола.
– Речь идет о повешении, – сказал он наконец. – За такие преступления смертная казнь грозит вам обоим.
– Она здесь ни при чем. – Крейг обнял Сэлли-Энн.
– Органы, расположенные в нижней части женского тела, плохо переносят рывок петли на виселице, – заметил Питер Фунгабера. – Эффект может быть достаточно странным, по крайней мере так мне говорили.
Его слова вызвали в воображении Крейга тошнотворные картины. Он почувствовал, как рот наполняется слюной. Он судорожно сглотнул и не смог произнести ни слова.
– К счастью, к этому можно не прибегать. Выбор за вами.
Питер перекатывал стек в ладонях. Крейг вдруг осознал, что не может отвести глаз от рук Питера. Ладони и внутренние поверхности сильных пальцев были нежно-розовыми.
– Я полагаю, что вы были не более чем жертвами обмана ваших империалистических хозяев. – Питер снова улыбнулся. – Я отпущу вас.
Они оба не сводили с него глаз.
– Конечно, вы мне не верите, но я действительно намерен так поступить. Лично мне вы оба очень нравитесь. Я не испытаю особого удовольствия, увидев вас на виселице. Вы оба являетесь одаренными художниками, и уничтожить такой талант было бы непростительно. Кроме того, с этого момента вы не представляете никакой опасности.
Они молчали, надежда появилась, но они не верили в нее, считая частью коварной игры.
– Я готов сделать вам предложение. Если вы чистосердечно во всем признаетесь, безо всяких предварительных условий, я провожу вас до границы, разрешу взять все необходимые документы, некоторые вещи, не занимающие много места, ценности, которые вы решите с собой взять. Там я освобожу вас, чтобы вы не доставляли неприятностей ни мне, ни моему народу.
Он ждал с улыбкой на губах, и стек постукивал по столу с равномерностью капель из протекающего крана. Это отвлекало Крейга. Он не мог размышлять логически. Все происходило слишком быстро. Питер Фунгабера не давал ему возможности сосредоточиться, все время меняя направление разговора и тактику. Ему необходимо было время, чтобы вернуть способность мыслить ясно и логически.
– Признание? – спросил он. – Какого рода? Одно из ваших представлений перед судом народа? Публичное унижение?
– Нет, не думаю, что дело зайдет так далеко, – заверил его Питер Фунгабера. – Мне потребуется только письменное признание, касающееся ваших преступлений и козней ваших хозяев. Признание будет надлежащим образом заверено, а потом вас проводят до границы и вы будете освобождены. Все честно, просто и, если позволите сказать, цивилизованно и гуманно.
– Вы, конечно, уже приготовили признание, и мне остается только подписать его, – с горечью произнес Крейг, и Питер Фунгабера хмыкнул.
– Вы весьма проницательны. – Он выбрал один из документов. – Вот признание. Следует только внести дату и подписать.
Даже Крейг был поражен.
– Вы уже отпечатали его?
Он не услышал ответа, и капитан Ндеби передал ему документ.
– Прочтите его, мистер Меллоу.
Крейг взял в руки три листа формата писчей бумаги, большая часть которых была заполнена разоблачениями «империалистических хозяев» и истерическими крайне левыми лозунгами. Но во всей этой путанице были приведены твердые факты, по которым обвинялся Крейг.
Он внимательно прочел документ, пытаясь заставить свой оцепеневший ум функционировать правильно, но текст казался каким-то фантастическим и нереальным, совершенно не касавшимся его лично, пока он не увидел слова, заставившие его очнуться окончательно. Слова были такими знакомыми, так хорошо запомнившимися, они жгли его мозг, как концентрированная кислота.
«Я полностью признаю, что своими действиями доказал, что являюсь
