Мой отец до сих пор вспоминает Патришу Шоун, вот в воскресенье, когда я приехала домой, он спросил, а помнишь ту англичанку, мать твоей подруги, она такая приятная женщина, ты с ней видишься иногда? Ну, та, у которой муж доктор. Не из тех дамочек, что позарятся на какой-нибудь средненький гарнитур, сказал он, сильно впечатленный, после того, как супруги Шоун ушли к себе в соседний дом. Можешь поехать с ними, разрешил он мне, но я и так уже знала, что поеду непременно, хотя бы просто из замешательства; еще ни одна девчонка из тех, кто бывал у меня дома, не оказывалась настолько равнодушной к чарам моих братьев. А если тебе потом нужна будет летняя работа, прокричал он из своего кресла перед телевизором, ты всегда можешь со мной в магазине работать. Я стояла возле двери, ошеломленная. Такое ощущение, что наш дом поразило какое-то волшебство, и, вместо того, чтобы подняться к себе, я слонялась некоторое время возле двери, а потом села рядом с отцом смотреть телевизор, там шел какой-то фильм с участием братьев Маркс[29]: Граучо носился с известковым раствором и плясал на столе, а Харпо в чьем-то кабинете швырял книги в огонь и грел руки.

Итак, то первое лето. Мы с Эми — на заднем сиденье машины, ее мать и отец — впереди. Их затылки, их очень английские голоса: они разглагольствовали и спорили о всякой роскоши, типа что они думают о таких-то книгах и что они читали о них в воскресных газетах; можно подумать, им никогда даже в голову не приходило прочесть какую-нибудь книгу, о которой они вначале не узнали бы из воскресных газет! Мы ехали по дорогам туристического маршрута, где сквозь асфальт пробиваются придорожные сорняки и бутень одуряющий, вот дорога поднимается, делает петли, опускается и вновь петляет, минуя одноколейки с разъездами, а горы вздымаются над нами и повсюду вокруг нас, в отдалении, и леса уже совсем приближаются, но тут дорога снова резко уходит к открытым горизонтам. Шишковатые белые березы росли в каменистых полях по обеим сторонам от нас. Я тайком поглядывала на Эми, а она сидела спокойно и неподвижно, положив руки на колени; длинные волосы лежали кольцами, лицо бесстрастное, вид у нее был настолько девчоночий, что мне даже делалось не по себе, как будто я попала туда по ошибке и мне там не место. Дождь полосовал окно возле моей головы длинными горизонтальными струями, «дворники» на ветровом стекле шумели под звуки классической музыки, лившейся из магнитофона, а еще шелестели куртки и пахло мятой. Мать Эми рассасывала таблетки от тошноты и мятные пастилки, совала мне тоже (нет уж, возьми непременно) и говорила в своей всегдашней манере, все время улыбалась и непрерывно говорила что-нибудь. Однажды она повернулась ко мне, перегнулась через спинку сиденья, как делают дети, и сказала, Айслинг, а знаешь, мне иногда приходит в голову, что мою дорогую дочь Эми, отраду сердца моего, мое единственное дитя, вскоре после рождения подменили эльфы или какие - то существа, которые не умеют, просто неспособны любить свою мать, или хотя бы изредка улыбаться — как тебе такая теория?

Я кивнула и вежливо улыбнулась, а потом перестала улыбаться, подумав, что эта улыбка не понравится Эми, и быстро отвернулась, стала глядеть в окно.

Эми не обязана улыбаться, если ей не хочется, заметил ее отец. Отец Эми, как я поняла, читал лекции о книгах по всему миру. Говорил он мало; я решила, что он все время напряженно думает о чем-то, наверное, о книгах. Мать Эми посещала разные курсы — недавно она окончила курсы, посвященные икебане и «поэтам той ужасной, ужасной первой войны». Она все еще ждала от меня ответа, перегнувшись через спинку кресла. Я поглядела на Эми, а та без всякого выражения смотрела в окно, на дождь. М-м, ха- ха, пробормотала я.

Хотелось бы верить, что меня подменили эльфы, подала голос Эми. Все ведь возможно, даже сомнительная родословная в почтенных пригородах Матушки Англии.

Она такая умная, отметила я, и попыталась придумать, как бы поддержать разговор. Есть такая песенка, вспомнила я, мы разучивали ее в начальных классах; но петь я стеснялась и просто пересказала почти всю историю из той песенки — про мать, которая оставляет ребенка на полянке и идет собирать чернику, а когда возвращается, то видит, что феи забрали ее младенца, заменив на уродливого гоблина.

Беспечная женщина, вздохнула Эми и искоса на меня поглядела.

Это, скорее всего, объяснение появления умственно отсталых или физически недоразвитых детей в различных сообществах того времени, изрек ее отец.

Это песня-причитание, сказала я.

Причитание, как грустно, заметила ее мать. Как романтично. Называй меня Патришей, Айслинг, попросила она. А его называй Дэвидом. Нас все так называют. Даже Эми — а она ведь наша дочь. По крайней мере, мне кажется, что она наша дочь. Айслинг, задумчиво произнесла она, какое странное имя. Ирландское, ты говоришь? Будто маленькое существо из пепла.

Нет, возразила Эми, куда прочнее. Скорее как дерево[30].

Она бросила взгляд сквозь окно автомобиля, а потом снова посмотрела на меня. Гора, Эш, сказала она, и я уже начала понимать, что, когда ее глаза проделывают такую игру, это что-то означает, хотя не была уверена, почему они смеются, потому что смешно или надо мной.

Мы объездили все достопримечательности; доктор Шоун останавливал машину, чтобы фотографировать виды, миссис Шоун покупала открытки с теми же самыми видами, с другими видами, с клановыми украшениями, с высокогорными стадами. Мы приехали к остаткам викторианского курорта в Стратпеффере — зловонным и запущенным. Родители Эми расхаживали там, разговаривая так громко, что люди на них оглядывались. Я старалась держаться подальше, словно была не с ними. Присев, я нацарапала свое имя на стене одного здания, уже покрытого граффити. Но когда я подняла голову, то увидела, что надо мной стоит Эми, и мне стало стыдно. Она подошла ближе и провела пальцем по сердечку, выдолбленному над чьими-то инициалами. Романтично, правда? — сказала она, не обратив внимания на мой вандализм, больше того — сказала, как бы задавая вопрос, будто она сама не была уверена и на самом деле желала знать ответ.

Мы поехали в парк-заповедник живой природы, и там Эми больше всего понравились хищные птицы, кажется, она заметила, что они очень милые, а мать Эми изрядно разозлилась, потому что от нее все время убегал малютка-олененок. Мы прошли по лесистой зоне до центра «Ориентир», посмотрели слайд-шоу и заглянули в магазин. Потом прогулялись по маршруту лесхоза вдоль берега озера. Доктор Шоун почти все время оставался в машине, надув губы, читал скучные на вид книги про книги, которые хранились у него в бардачке, и слушал шумные скрипичные концерты. Когда мы вернулись в город, я показала им все тамошние достопримечательности. Сумасшедший гольф. Батуты. Ледовый каток. Поле, где в июне устраиваются представления и проводятся межшкольные спортивные соревнования. Северный парк встреч, где летними вечерами, даже в холод и дождь, неизменно проходит шоу «Килт — моя отрада» и где каждый год двое парашютистов пытались приземлиться в «Тату». Канал. Разводной мост, из-за которого летом дважды в день поток транспорта замирал, потому что мост разводили, чтобы пропустить по каналу круизные суда, направлявшиеся к Лох-Нессу. Я заставила их ждать больше часа, чтобы посмотреть, как это происходит. Прогулка по Островам, место, где я когда-то нашла дохлого лосося, военный монумент, теннисные корты и качели в Беллфилд-парке. Мы посетили замок, и я показала им зеленоватую бронзовую статую Флоры Макдоналд, которая вечно ждет возвращения Красавца принца Чарли[31] , ждет, когда же он приплывет по реке, и ее рука замерла в воздухе над головой, как будто она приготовилась ударить кого-то или застыла навеки, отплясывая шотландский деревенский танец.

О-о, выдохнула миссис Шоун. Когда ты сказала, что мы увидим Флору Макдоналд, я решила, это какая - нибудь твоя школьная подруга или какая-нибудь старушка, все знающая про здешние места, я даже вообразила, что она покажет нам, как пользоваться прялкой, ну и дура же я!

Флора Макдоналд, объяснила я, — это героиня, которая помогла Красавцу принцу Чарли убежать из Англии.

Это было в 1066 году, да? — спросила Эми.

Не может такого быть, возразила ее мать.

Это было в 1314-м, сказала я. Она спрятала его у себя в доме, дала ему женскую одежду…

А сама переоделась в мужскую, добавила Эми, кивая…

Да, подтвердила я.

И они принялись гулять по городу, будто новобрачные, чтобы проверить, удастся ли их обман, сказала Эми.

А когда за ним явились английские полки, продолжила я, и начали стучаться в дверь ее фермы, она