ища ту, с фавнами. На этой же открытке изображена испуганная женщина, готовая обратиться в бегство: покрывало взметнулось над ее головой, рука в ужасе простерта вперед. Эми отрывает от открытки кусочек с фавнами, а остальное бросает обратно в урну. Кладет оторванный для Кейт кусочек в карман куртки, нащупывает под курткой ладонь Кейт и берет ее за руку.

Обрывок открытки прилип к мокрому бетону под скамейкой. Там видна оторванная часть тела женщины — одна из ее ног. На ноге прорисована сандалия — очень похожая на те сандалии, какие носят в наши дни. Нога совсем как живая. Настолько живая, что Эми делается не по себе. Она нагибается, отдирает прилипший картон ногтем от платформы. Эми очень хорошо помнит эту часть фрески. Она ведь изучала ее при тусклом библиотечном освещении, читала о ней книги и статьи, даже сама написала пространную работу, посвященную этой фреске, и пользовалась слайдами с ее изображениями в затемненных лекториях. Но лишь теперь, лишь на этом клочке, в отрыве от остального изображения, на сыром перроне шумной железнодорожной станции, сидя с головной болью, вызванной громом, с промокшим и продрогшим ребенком, медленно согревающимся у нее под боком, она вдруг поняла, с какой болезненной дотошностью выписывал художник эту ногу.

Рыбы — под этим знаком зодиака родилась Кейт. Эми - Водолей. Помпеи — красивое место. Ему почти две тысячи лет, то есть это уже наша эра. Пишется Pompeii, с двумя i. Вначале их засыпало слоем каких-то лапилли, так написано в книжке. Потом Помпеи покрыло слоем белой пемзы, потом серых камней, потом зеленых, потом на них полетел песок, потом опять лапилли, потом песок с пеплом, а сверху — еще пепел. Все это пришлось раскапывать, чтобы добраться до города и до засыпанных людей. И сейчас дороги и тропинки тут покрыты пеплом, он похож на черный песок. В одном доме был изображен солдат с таким здоровенным фаллосом, что тот упирался в какие-то весы, будто его взвешивали. А у другого человека было даже два фаллоса — по одному в каждой руке. Но больше всего поражала картинка с Геркулесом-младенцем, где он душил двух змей. А еще там нашли тарелку с едой, пролежавшей под слоем пепла почти две тысячи лет: это были макароны и бобы. Когда они ездили туда в первый раз, Кейт упросила Эми купить в станционном киоске книгу, и продавщица дала им в придачу бесплатно карточку с каким-то святым. В этой книжке полно картинок. Есть там и гипсовые слепки — их сняли с тел погибших, которые долго-долго были похоронены под пеплом и камнями, а потом рассыпались, но больше всего там картинок с росписями и зданиями.

В Геркулануме все вышло по-другому. Геркуланум — это от слова Геркулес. Сначала думали, что там все спаслись, но затем раскопали разбитую лодку и груду скелетов в грязи. Нашли еще много украшений и колец. Геркуланум был приморским курортом для богачей. Тот человек рассказал им, что на ноги лошадям надевали специальные носки, чтобы топот копыт не досаждал богачам, которые там отдыхали. Бедняков туда не пускали. Многое еще не раскопано, потому что там сейчас живут люди — их дома построены прямо поверх древнего города. В одном доме даже сохранилось настоящее стекло, ему почти две тысячи лет, оно до сих пор держится в окне, а еще тот человек, что водил их по раскопкам, показал им один дом и разрешил потрогать кровать и дверь, хотя сама дверь сейчас внутри стеклянной коробки. Эми на грудь села оса, и тот человек схватил ее двумя пальцами — даже не щепкой, а прямо голыми пальцами — и отбросил подальше. Кровать, которую они видели, оказалась совсем маленькой. В те времена люди были ниже ростом, чем в наши дни.

У одного из мертвецов в Помпеях кости торчат прямо из гипсовой руки, их хорошо видно. Во второй приезд Кейт тайком прошмыгивает в тот дом, чтобы глянуть на кости еще разок. Такое ощущение, будто руки у мертвеца заканчиваются костями вместо пальцев. Интересно, из чего у него макушка — это настоящий череп или гипс? Кейт решает, что это гипс. Она снова глядит на руку. У него будто когти костяные.

В Амфитеатре, где древние люди занимались спортом, к Кейт вприпрыжку подбегает собака. Огромная псина ставит лапы ей на ноги и опирается на нее. Это сучка — у нее все брюхо в сосках, а ноги — совсем как птичьи. Собаки тут — просто клад. В прошлый раз, когда они с Эми сюда приехали, одна собака показала им дом с росписями: она пролезла под веревкой и привела их в сад, куда туристам ходить вроде не положено, а там оказались росписи с мифологическими персонажами. Кейт попоила собаку водой из крана, и та лакала прямо у нее из ладони.

Во второй их приезд сюда льет дождь, им приходится ступать по большим камням, выложенным посередине улиц, чтобы ноги не промокли. В дождь фотографировать не очень хорошо, но Кейт все-таки делает несколько снимков, чтобы после посмотреть, что получится. Эми купила ей одноразовый фотоаппарат — когда потом относишь его в фотоателье, тебе отдают только фотографии, а сам фотоаппарат оставляют для переработки (хорошо придумано). Он называется «Камера Кодак-ФАН». Это же слово — «камера» — другой человек произносит, когда они заходят в какое-то темное-претемное помещение; когда он отпер дверь, там обнаружилась комната с еще одной комнатой, нарисованной на стенах. «Камера» по-итальянски значит не «фотоаппарат», поясняет Эми, это слово обозначает комнату или спальню. Там фрески. «Фреска» рифмуется с «Теско»[11]. Эта Вилла мистерий — очень скучное место, темнота такая, что ничего нельзя рассмотреть. Гипсовые люди там гораздо страшнее других, которых Кейт уже видела.

Эми, спрашивает Кейт, когда они выходят под дождь из Виллы мистерий. А почему Бог не остановил тогда лаву, не спас всех этих людей?

Не знаю, Кейт, отвечает Эми. Да к тому же, добавляет она, в ту пору люди здесь молились совсем не нашему Богу — не тому, Которому ты молишься в школе. У них были другие боги, много богов.

Да, но ведь их боги — это же что-то вроде сказки, возражает Кейт.

А тот, о Ком ты говоришь, — тоже что-то вроде сказки, пожимает плечами Эми.

Кейт шагает под дождем. Она уже так промокла, что теперь не важно — идти по лужам или нет, и она нарочно наступает в лужи, и на пепельный тротуар летят крупные брызги.

Кроме того, говорит над ней Эми, если бы этого не случилось, мы бы теперь не могли приехать сюда и все это увидеть. Мы бы не узнали, как это было — жить в те времена.

В киоске с открытками, около которого Кейт играла с щенком старика, была открытка с мертвой собакой — теперь уже гипсовой собакой, изогнувшейся, как будто кто-то бил ее. Кейт старается не думать об той картинке. Бог — это сказка, Бог — это сказка, твердит она про себя, чтобы больше ни о чем не думать, эти слова звучат снова и снова, будто стишок, она идет и шлепает по воде.

Следующий день — их предпоследний день в Италии, и они плывут на кораблике на подводных крыльях. Кажется, что корабль словно прыгает по волнам. Эми говорит, что именно так и происходит. Она говорит, что ее тошнит от такой качки. Они едут в какое-то место, где живет много богачей, и туда поднимаются на особом поезде, чтобы попасть в дом, где, по словам Эми, приятно побывать. Фуникулер — это что-то! Он забирается вверх прямо по склону утеса. Мужчина внизу, который обслуживает фуникулер, интересуется у Кейт, откуда она. И смеется. Меня зовут Отто, поясняет он. Вы — скотты, а я — Отто. Он провозит Эми и Кейт бесплатно. Эми шутит — говорит, что они удачно проскочили.

Им приходится подниматься в гору еще и пешком, потом ждать на стене возле дома, где устроено что-то вроде музея, потому что его уже осматривают другие люди, а одновременно много людей не впускают. Пока они дожидаются своей очереди, в кустарнике рядом с рукой Кейт раздается какой-то чудной пронзительный звук. Когда она оборачивается посмотреть, что это такое, шум стихает. Она замечает, как паук опутывает паутиной пчелу, вертит ее лапками. Наверное, это пчела так гудела. Когда Кейт еще раз поворачивается посмотреть на паука, тот уже тащит пчелу в сторону, чтобы съесть.

Кейт думает: интересно, эта гора тоже живая, как Везувий? Она собирается спросить об этом Эми, но потом забывает, потому что их как раз впускают в тот дом. В доме много статуй и всяких произведений искусства, они проходят его насквозь и попадают в сад, идут по краю сада, который к тому же еще и край утеса, так что прямо под ногами — море и далекие корабли. Если отсюда свалишься, то погибнешь. Твои кости все переломаются. Эми первая поднимается наверх; тропинка забирается все выше и выше и заканчивается у какой-то деревянной хибарки со стеклянной крышей.

Можно подумать, в этой хибарке находится что-то хорошее, раз туда надо так долго, так высоко забираться. Но там просто коллекция мертвых бабочек в стеклянных коробочках. Как глупо убивать бабочек, если можно любоваться ими живыми! Летом, когда светло, они расправляют крылья на оконном стекле, хотя эти — скорее мотыльки, они не такие, как бабочки. Кейт обходит витрины, потом выходит наружу и медленно, маленькими шажками, еще раз обходит сад. Когда она возвращается, Эми все еще разглядывает