тоже лазила. Вдруг там ковра нет? А зверь уже привык. Страдать ведь будет.
— Ты надо мной смеешься, — поняла Зоя.
— Ну, не плакать же мне над тобой. — Федор помолчал, хмуро поглядывая на нее, и вдруг спросил: — Ты сегодня что танцевала?
— Сегодня? Э-э-э… «Мурку», — не сразу вспомнила Зоя. — А что?
— Ну, и как успех?
— Как всегда, — скучно сказала она. — Я же тебе деньги отдала? Ну вот… У Катьки горло болит, хрипела немножко. Очень удачно получилось, прям до того в стиль… Только жарко в коже, кондиционер на ладан дышит. Семеныч обещал за выходные поменять, но, конечно, опять врет. А на среду фокусника какого-то нашел. Под музыку работает, так что Катька и ребята из-за моих прогулов не потеряют. Говорят, хороший фокусник, часы с мента может снять, прямо в присутствии прокурора и понятых. Никто ничего не заметит. Нашему контингенту это должно понравиться. И к тому же он может часа два работать, прямо с десяти. Да нет, все должно быть в порядке. Как ты думаешь?
— Я думаю, тебе поспать надо, — сердито сказал Федор. — Полвторого уже. Завтра у людей праздник, а ты будешь ползать там, как сонная муха… Разве это есть хорошо?
— Это не есть хорошо, — виновато согласилась Зоя. — Это есть не хорошо, а плохо… И ты не спишь. Что есть не просто плохо, а недопустимо. Ладно, Феденька, не сердись. Все, я спать пошла… Слушай, а может, постельное белье тоже надо было уложить?
— Убью до смерти, — пообещал Федор.
И Зоя ему поверила — что ж не поверить, любой бы на его месте убил — и пошла спать, и попыталась не думать о том, что забыли приготовить для целого месяца гостевания в чужом доме, или о том, что с Серыми она сроду не расплатится, или о том, что Аленку каждый день будет купать опять не она, а ведь обещала постараться… И о том, что этот сумасшедший Павел типичный Браун сегодня не приходил на ее танец смотреть. Наверное, насмотрелся уже досыта. Или спешит ремонт закончить до свадьбы? Зоя развеселилась, даже хихикнула в подушку, вспомнив, как в их последнюю встречу сумасшедший Павел Браун орал на охранников за то, что они его сразу не повязали, стояли и смотрели, как он ее за руки хватает. Совершенно сумасшедший. Вот и выходи замуж за такого. Запрет в доме и заставит танцевать только для себя. Это ж страшно подумать, какой убыток. Да и свадьба — дело дорогое. Гости, шампанское, кольца, костюм, платье… Ой, а ведь к завтрашнему новоселью она даже платье себе не приготовила! Ведь так и знала, что обязательно что-то забудут. Хотя Томка говорила, что толпы не будет, будут только свои. Значит, о нарядах можно не думать. Вообще ни о чем можно не думать. А если Семеныч кондиционер так и не поменяет, она «Мурку» танцевать больше не будет, тем более — в этих кожаных доспехах… И кошке имя так и не придумали… И дети завтра разбудят ее до будильника…
Но утром ее никто не разбудил, и будильник не звенел, и Федор за плечо не тряс, приговаривая, что давно пора вставать. И даже никаких звуков дежурного утреннего скандала из кухни не доносилось. Это что ж такое стряслось, а? Это почему в доме с утра пораньше — тишина, покой и порядок, а? Заболели все хором, а? Или уж чего-нибудь такого натворили, что теперь сидят по углам, молчат и от страха трясутся? Зоя от последней мысли затревожилась, встала, торопливо влезла во вчерашний сарафан, пошлепала босиком, потому что тапочек рядом с кроватью не оказалось, на ходу строго покрикивая:
— Ну, что такое опять стряслось? Немедленно чтобы все признались! Некогда мне тут с вами в молчанку играть! Ишь, по углам попрятались, быстро всем вылезти! Аленушка, выходи, ты-то должна понимать… Федор! Где ты? В чем дело?!
Никто из углов не вылезал, никто ни в чем не признавался, даже Аленушка не отзывалась, и Зоя уже чуть в панику не ударилась, но тут из Большой Ничьей комнаты выглянул Федор, усмехнулся своей фирменной усмешкой, сказал успокаивающе:
— Ничего не стряслось. Сережа с девочками во дворе. Я тебе ванну приготовил, скупнись, пока время есть. Сегодня опять жару обещают.
— Чего это они с утра пораньше гулять пошли? — не поняла Зоя. — А говоришь — не стряслось. Все- таки натворили чего-то, да? Сбежали, да? Манька, да?
— Нет. — Федор заухмылялся еще насмешливее. — Просыпайся уж давай как следует. Пятнадцать минут десятого, чего там с утра пораньше. С утра пораньше все тихонечко встали, оделись, умылись, позавтракали — и смылись. Чтобы мама хоть раз в жизни выспалась как белый человек. А ты глаза открыла — и сразу: признавайтесь!
— Пятнадцать минут десятого! — ужаснулась Зоя. — Что ж ты меня не разбудил? Феденька, я опаздываю…
Федор захохотал, и Зоя тут же пришла в себя. Никуда она не опаздывает. Ей сегодня некуда опаздывать, у нее сегодня абсолютный выходной. Абсолютно никакой работы, никаких занятий, никаких уроков. Не день, а просто абсолютный нуль какой-то. Смешно.
— Ничего смешного, — обиженно сказала она. — Ну, забыла немножко… А Елена Васильевна собралась?
— Зой, давай-ка в ванную быстро. — Федор говорил с подчеркнутым терпением, даже с этакой немножко сюсюкающей ласковостью. Так с безнадежно больными говорят. — А потом уже позавтракаешь. Но тоже очень быстро. А потом ты быстро найдешь свой купальник, потому что за нами приедут уже через сорок минут, а купальник ты вчера так и не нашла. Правильно?
— Правильно, — обреченно согласилась Зоя и послушно отправилась в ванную. Но все-таки не выдержала и спросила на правах безнадежно больной: — А шампунь детский ты упаковал?
Серый приехал ровно в десять. И очень удивился, что все уже готовы, все собрано, закрыто, выключено, и даже Елена Васильевна не забыла поставить квартиру на сигнализацию. Правда, в последний момент Зоя вспомнила, что не надела часы, даже собралась возвращаться за ними в квартиру, но Серый уже направлял машину под арку и останавливаться не захотел.
— Зачем тебе часы? — спросил он вроде бы даже с интересом.
— Ну, здрасте… Чтобы время знать, — сказала Зоря недовольно, слегка обиженная тем, что ее не послушались.
— А время тебе знать зачем? — не отставал Серый.
Зоя задумалась. А действительно, зачем ей знать время? В абсолютном-то нуле сегодняшней субботы.
— А как же? — не очень уверенно начала она. — Надо же знать, когда уже обедать пора, или ужинать, или спать ложиться. И вообще…
— А-а, у тебя жесткий режим, — с уважением сказал Серый. — Ну, тогда другое дело. Тогда я тебе свои часы поносить дам. А мы так поживем, без времени. Как есть захочется — так и обед. Или ужин. Или завтрак. Или второй завтрак. Или третий… А как наелся — так и спать. Прямо после завтрака. В тенечке, под яблонькой… Ой, хорошо-о-о! Или на веранде, там тоже хорошо. Хорошо ведь, а, Зой?
— Хорошо, — неуверенно согласилась Зоя. — А почему днем спать? Ну, детям — понятно, им положено. А взрослым зачем спать днем?
— А чтобы ночью случайно не заснуть, — серьезно объяснил Серый. — Надо же будет как-то развлекаться… Костры жечь, шашлык жарить, песни петь, танцевать… Хотя да, тебе же танцы не развлечение. Ну, на рыбалку отправим. Утречком, часика в четыре, — самый клев. Но это ж еще собраться надо, и дойти до берега, и приготовиться — как раз вся ночь уйдет. Развлечешься на полную катушку.
Зоя заметила, что Федор ухмыляется насмешливей, чем обычно, а Сережа вообще откровенно хихикает, и даже Елена Васильевна оглянулась на нее с переднего сиденья с легкой улыбкой. Ну да, Серый просто шутит, а она всему верит. Это потому, что спала сегодня чуть не до вечера, вот мозги и не включаются в работу.
— Гос-с-споди, — сказала Зоя с Томкиной интонацией. — И что сегодня все надо мной издеваются? Серый, я ведь думала, ты серьезно!
— Гос-с-споди, — очень похоже передразнил Серый. — Так ведь я действительно серьезно!
Теперь все откровенно захохотали, даже Манька… Понимала бы чего. Только Аленка не смеялась. Повернулась в кольце ее рук, запрокинула голову, заглянула в глаза с сочувствием и жалостью:
— Мама, он правда серьезно.
Во, дожили. Уже и Аленушка начала над ней шутки шутить…