В этот миг «Гурон» окунулся бортом в океан, и через палубу перекатилась ревущая стена воды. Один из матросов на стеньге немного замешкался, спускаясь по вантам. Вода подхватила его, протащила по всей палубе и со всего маху ударила о фальшборт. Парень так и остался лежать, скорчившись, как клубок водорослей, выброшенный штормом на берег.

Приятели попытались добраться до него, но тут же налетела следующая волна, залила палубу, отшвырнула их и ревущим белым вихрем скатилась за борт. Вместе с ней исчез упавший со стеньги матрос. Палуба опустела.

— Господин помощник, проследите за трюмселями, они не надуваются как положено.

Манго Сент-Джон снова повернулся к кормовому планширу, не обращая внимания на исполненный ужаса укоряющий взгляд Робин.

Корпус британской канонерки уже скрылся за горизонтом, ее паруса едва различались на фоне седобородых атлантических валов, но Манго Сент-Джон что-то заметил и быстро потянулся к подзорной трубе, лежавшей в гнезде на штурманском столике. Над крошечным конусом парусов английского корабля, пересекая выпуклый горизонт, протянулась тонкая черная линия, словно нарисованная тушью.

— Дым! Они наконец развели пары! — прорычал он, когда за спиной вырос Типпу с пистолетами за поясом.

— Один винт. Им нас не поймать. — Типпу кивнул круглой бритой головой.

— При хорошем попутном ветре — не догнать, — согласился Манго Сент-Джон. — Я хочу посостязаться против ветра. Теперь, господин помощник, снова возьмем левый галс. Интересно, смогу ли я обойти их с наветренной стороны и уйти за пределы досягаемости пушечного огня.

Неожиданный маневр застал командира канонерской лодки врасплох, он на несколько минут опоздал сменить курс, чтобы срезать расстояние и помешать «Гурону» вырвать у него преимущество.

Судно шло под углом около 45° к ветру, выбрав шкоты так, что паруса едва не срывало. Канонерская лодка открыла огонь по его ныряющему носу, но никто не заметил, куда упало ядро. «Черный смех» развернулся против ветра, чтобы поравняться с «Гуроном», и сразу же, как и при гонке по ветру, проявились все изъяны конструкции канонерки.

Чтобы разжечь тяжелые котлы и заставить паровую машину вращать огромный бронзовый винт, пришлось поступиться конструкцией мачт и количеством парусов.

Через пять миль стало ясно, что, даже поставив все паруса и раскочегарив котлы, изрыгающие над кормой густой жирный угольный дым, «Черный смех» не сможет идти под таким углом, как красивый стройный парусник впереди. Канонерка медленно уходила на подветренную сторону, и, несмотря на то, что разница в скорости не была столь заметна, как прежде, все же «Гурон» постепенно уменьшал угол.

Капитан канонерки тоже старался идти под более острым углом к ветру, отчаянно пытаясь держать курс прямо на парусник, но у него ничего не получилось, так как паруса захлопали и приняли встречный ветер.

В порыве ярости он спустил паруса, полностью оголив мачты, и пошел только на одной паровой машине прямо против ветра, под таким углом, какой был не под силу парусному «Гурону». Но едва винт канонерки перестал получать помощь от парусов, скорость стала резко падать. Ветер свистел и ревел в лицо и даже при голых мачтах и снастях тормозил корабль, как огромный плавучий якорь, и «Гурон» постепенно отрывался все сильнее и сильнее.

— Дурацкие новомодные штучки. — Манго Сент-Джон внимательно следил за маневрами англичанина, оценивая его ходовые качества при любом курсе против ветра. — Мы с ним делаем, что хотим. Пока есть хоть дуновение ветерка, умчимся от него играючи.

Капитан канонерки оставил попытки догнать их с помощью одной только паровой машины и, снова подняв паруса, упрямо шел в бурлящем фарватере «Гурона», и вдруг, совершенно неожиданно, преследуемый корабль вошел в полосу полного безветрия.

Граница штиля четко улавливалась на поверхности моря. По одну сторону вода потемнела, когти ветра глубоко избороздили ее, а по другую — горбатые спины валов лоснились бархатистым блеском.

Едва «Гурон» пересек границу штиля, как ветер, неделю за неделей гудевший в ушах, стих и наступила жутковатая неестественная тишина. Полный жизни бег корабля, как движение морского зверя, сменился беспорядочной качкой, судно неуклюже барахталось, как мертвое бревно.

Сверху доносился грохот, оглушительный, как оружейные залпы, — это хлопали паруса, наполняемые случайными вихрями, порождаемыми качкой. Такелаж трещал и лязгал так, что казалось, будто мачты вот- вот вырвет из корпуса.

Далеко за кормой отчаянно рвалась вперед канонерская лодка, и расстояние между ними стало медленно сокращаться. Черный столб угольного дыма в неподвижном воздухе поднимался прямо вверх, придавая кораблю торжествующе-грозный вид.

Манго Сент-Джон подбежал к передним поручням юта и всмотрелся в даль. В двух или трех милях прямо по курсу ветер бороздил море, рябь чертила темным индиго, но вокруг корабля поверхность блестела, словно политая маслом.

Сент-Джон оглянулся. Канонерка приближалась, высоко выбрасывая дым в сияющую голубизну неба. Теперь англичанин ликовал, пушечные жерла были открыты, и из черных бортов торчали толстые короткие стволы 163-миллиметровых пушек. Пенистая струя за кормой белизной сверкала на солнце.

«Гурон» затих без движения, рулевой не мог управлять судном, и клипер дрейфовал на месте, поворачиваясь боком к приближающемуся военному кораблю и подставляя нос под удары валов.

На капитанском мостике канонерки различались фигуры трех офицеров. Снова выстрелило носовое орудие, и от упавшего ядра поднялся высокий фонтан так близко от корпуса «Гурона», что вода, обрушившись на палубу, ушла через шпигаты в море.

Манго Сент-Джон в последний раз в отчаянии окинул взглядом горизонт, надеясь, на свежий ветер, и наконец сдался.

— Поднимите флаг, мистер Типпу, — приказал он, и яркое полотнище взвилось на грот-рее, а потом повисло в безветренном воздухе.

В подзорную трубу Сент-Джон хорошо видел, какое замешательство поднялось на капитанском мостике канонерки. Меньше всего они ожидали увидеть этот флаг. Они подошли уже близко, и капитан различал на лицах офицеров разочарование, тревогу и нерешительность.

— На сей раз призовых денег вам не видать, — с мрачным удовлетворением пробормотал Манго Сент- Джон и опустил подзорную трубу.

Канонерская лодка приблизилась к «Гурону» так, что уже различались голоса, и, обогнув парусник, повернулась бортом, угрожая длинными 163-миллиметровыми пушками.

Самый высокий офицер на мостике казался также самым старшим, потому что его волосы до белизны выгорели на солнце. У ближайшего планшира канонерки он поднес рупор ко рту.

— Что за корабль?

— «Гурон», из Балтимора и Бристоля, — крикнул в ответ Манго Сент-Джон. — Идем к мысу Доброй Надежды и в Келимане с товарами для торговли.

— Почему не выполнили приказ остановиться, сэр?

— Потому что, сэр, я не признаю за вами права останавливать в открытом море корабли Соединенных Штатов Америки.

Оба капитана знали, в какие сложные и противоречивые дебри их может завести такой ответ, но англичанин колебался всего секунду:

— Признаете ли вы, сэр, мое право уточнить государственную принадлежность и порт приписки вашего корабля?

— Можете подняться на борт, капитан, как только зачехлите свои орудия. Но не посылайте кого-нибудь из младших офицеров.

Манго Сент-Джон поставил себе целью вдоволь поиздеваться над командиром «Черного смеха». Но в душе проклинал злую шутку, которую выкинул ветер, позволив канонерской лодке настичь его.

С «Черного смеха», демонстрируя безукоризненное мастерство, спустили на воду, несмотря на сильную зыбь, баркас, тот быстро подошел к борту «Гурона». Затем суденышко отплыло назад, а капитан вскарабкался по штормтрапу.

Морской офицер оказался таким гибким и ловким, что Манго Сент-Джон, видимо, ошибался, принимая