Надежно укутанная в новую, отороченную мехом накидку и спрятав руки в меховую муфту, Рени сидела в одноконной карете, которую Джим нанял на сегодняшний вечер, и ждала Элиз. Солнце светило ярко, но воздух был очень холодный, и не хотелось выходить на улицу. Наконец, когда все уселись, карета тронулась. Сквозь опущенные ресницы Рени наблюдала за Джимом — он беседовал с Элиз. Из-под бобровой шапки выбивались каштановые волосы. Он был в теплом пальто и совсем не обращал внимания на мороз.

— Вам не холодно? — обратилась к нему Рени, воспользовавшись паузой в разговоре.

— Вообще-то нет, — усмехнулся он. — Мне нравится такая погода. Я прекрасно себя чувствую, когда холодно.

— А вот Рени совсем не нравится первая зима в Сент-Луисе, — пошутила Элиз.

— Потому что здесь холоднее, чем у нас дома, — оправдывалась Рени.

— Полностью с вами согласен, — поддержал ее Джим. — Например, сильный мороз в Луизиане здесь кажется смешным.

— Могу себе представить.

— Честно говоря, я долго привыкала, но теперь мне нравится здесь любое время года/Весна кажется еще более желанной после долгой снежной зимы, — сказала Элиз, плотнее закутываясь в плед.

— Я тоже привыкну, — улыбнулась Рени.

— Это произойдет не так скоро, — сообщил Джим. — Февраль — очень суровый месяц в этих местах.

— Будет еще холоднее, чем сейчас?

— Боюсь, что да, — посочувствовала Элиз.

Рени уткнулась лицом в муфту, чтобы заглушить тяжелый вздох, вырвавшийся из груди.

Джим с восхищением смотрел на нее. Она такая юная, щечки порозовели от мороза, а глаза светятся от возбуждения.

Вскоре они остановились около музея, как раз напротив здания суда. Музей уже был полон народу. Джим взял дам под руки и повел их внутрь. Раздевшись, они начали осмотр. Рени немного опережала их, чтобы внимательнее разглядеть экспонат, а Джим добродушно наблюдал за ней. Даже в черном она выглядела восхитительно. Он представил ее в длинном развевающемся платье, раскрасневшуюся, вальсирующую, с ним. Элиз окликнула его, и мечты рассеялись как туман, возвращая в настоящее.

Впервые после смерти отца Рени оказалась в мужском обществе. Она чувствовала себя непринужденно с мужчинами, так как большую часть жизни провела с отцом. Привычная к мужским разговорам, она всегда могла поддержать любую дискуссию, чего бы она ни касалась — политики или бизнеса.

Она оглянулась. Джим и Элиз о чем-то мирно беседовали, и она уставилась на Джима. Темно-зеленый пиджак подчеркивал мощный разворот плеч, брюки из той же материи обтягивали длинные мускулистые ноги. Светло-зеленый шелковый жилет был расшит темно-зелеными нитками. Ансамбль завершал аккуратно повязанный белый галстук.

Рени мысленно стала сравнивать его со старшим братом. С Джимом она была знакома не намного больше, но ей казалось, что она знает его всю жизнь. С Маршаллом все обстояло иначе. Скрытный и угрюмый, он держался отчужденно, его голос звучал с холодным равнодушием. Неудивительно, что женщины так липнут к нему. Оба были красивы, но каждый по-своему. Красота Маршалла, с точки зрения Рени, скорее соответствовала классическим канонам. Черты лица могли на первый взгляд показаться грубыми, но она знала, что от его внезапной улыбки становилось светло. Джим, напротив, был улыбчив и жизнерадостен, с такими же, как у брата, уэстлейкскими глазами, умными и проницательными. Оба были высоки, широкоплечи и узкобедры.

Видимо, почувствовав на себе пристальный взгляд, Джим обернулся и встретился глазами с Рени. Он усмехнулся, весело подмигнул ей, а Рени покраснела, втайне надеясь, что никто не заметил эту вольность. Улыбнувшись в ответ, она присоединилась к беседе.

— Значит, Маршалл приехал к ужину? — спросил Джим, потягивая виски несколько часов спустя у камина в гостиной.

— Да. Мы встретили его у «Саундлейнза», и он принял мое приглашение отужинать с нами, — объяснила Элиз. — Он сказал, что ты обычно не задерживаешься надолго в городе.

— Я доволен своей жизнью и считаю, что сделал правильный выбор. — Это нескончаемое путешествие до Нового Орлеана и обратно. У меня редко выдается свободное время, чтобы навестить родных в Сидархилле.

— Когда вы отплываете? — поинтересовалась Рени.

— Завтра, поздно ночью.

— Тогда у вас очень мало времени.

— Мне нравится такой ритм. У меня множество планов, боюсь, целой жизни не хватит, чтобы все это выполнить, — улыбнулся он. — Успех в работе — это только первый этап.

— Но успеха вы уже добились, — заметила Рени.

— Спасибо, — усмехнулся Джим. — Я буду доволен только тогда, когда мне удастся скопить достаточную сумму, чтобы купить свой собственный пароход или по крайней мере выкупить у Маршалла и отца их доли.

— Как это благородно! — изрекла Элиз глубокомысленно.

— Марш обеспечивает себя сам, не просит помощи у семьи. Теперь я должен добиться того же. Тогда я смогу доказать, что тоже чего-нибудь стою.

— Не знала, что у тебя сомнения на этот счет, — вставила Элиз.

Джим поморщился.

— У меня-то нет, но некоторые старые капитаны не поддерживают меня из-за моего возраста и родственников.

— Да они просто завидуют вам, вашей карьере, вы так молоды и уже капитан, — сказала Рени.

— Очень может быть, но, как известно, зависть до добра не доводит, — повторил он непреложную истину.

Странно, но Маршалл Уэстлейк никогда не интересуется, что говорят о нем окружающие, подумала Рени. В этом чувствовалось врожденное благородство.

Мыслительная работа так явственно отражалась на ее лице, что Джим подумал: интересно, о чем она сейчас мечтает? Но вместо того чтобы спросить ее об этом, он поднялся, пообещал приехать в январе и, пожелав всего хорошего, уехал.