вот с тобой не додумались, а работница, очевидно, знает, что такое букетик живых цветов для забойщика после настоящей смены. Побольше цветов — они понадобятся на «Капитальной»!

Простившись с обескураженным начальником орса, Рогов пригласил парторга к себе домой, сказав, что уже сутки там не был.

— Оно и видно… — Бондарчук с неудовольствием оглядел большую неуютную комнату. Пока хозяин готовил чай, он прошелся из угла в угол, покрутил носом и невзначай заметил:

— Женился бы ты, что ли…

— Что-о? — удивился Рогов.

— Жениться тебе нужно! — раздраженно повторил парторг.

Рогов нахохлился.

— Вот уж действительно… пальцем в небо!

— Не подберешь по сердцу?

— Это просто не подлежит твоей юрисдикции.

Бондарчук остановился на полшаге.

— Ишь ты, прыткий! — но лицо его сейчас же подобрело, усмехнулся он по-своему, медленно опустив взгляд и несколько раз двинув широкой бровью. — Я ведь между прочим о женитьбе, а основное то все- таки в том, что жить кое-кто из нас, не умеет.

— Это обо мне?

— Отчасти и о себе…

— Пей-ка лучше чай, наставник! — сердито сказал Рогов. — Тебя не переслушаешь.

Бондарчук обжег губы об алюминиевую кружку, громко разгрыз кусочек сахара и улыбнулся.

— Что ты ухмыляешься? — рассердился Рогов. — Смешно с цветами получилось? Считаешь, что можно до лета погодить?

Бондарчук развел руками:

— Не понимаю, почему тебя раздражает моя улыбка? Вот вспомнил один случай и улыбаюсь…

— Нет, ты это все про цветы! — не унимался Рогов. — Да, я считаю: пора нам под рукой иметь цветы. Покажи мне сейчас участок, который бы хоть немного не перевыполнял план? Это одним словом называется: тронулось! Смотри… — он быстро развернул статистическую таблицу. — Смотри, Виктор, на эксплоатации девяносто восемь процентов рабочих выполняют нормы, шестьдесят три процента стахановцы! А? Как это называется? Знаешь?

Бондарчук рассмеялся.

— Знаю, знаю! Что ты расходился? Я же не с неба упал… — С удовольствием оглядев ладную фигуру Рогова, он сдержал улыбку и осторожно спросил: — Ты не думаешь, что нам скоро придется делать еще один крутой поворот?

— Поворот? — Рогов подумал. — Поворотов у нас впереди сколько угодно. Но что ты имеешь в виду?

Сев напротив и медленно разглаживая сухими пальцами бархат скатерти, парторг высказал свою мысль.

«Капитальная» дает всего пятьдесят три процента коксующегося угля марки «ПЖ», остальной — энергетический. Районы и участки шахты норовят дать побольше энергетического и поменьше коксующегося. Это почти никого не удивляет: марка «ПЖ» идет в основном с нижнего, более трудного горизонта, вот и решают: «Если с ней к концу месяца немного не дотянуть, зато нажать на энергетический, который ближе, сподручнее, — план оказывается в порядке…»

Рогов нетерпеливо двинул стулом.

— Зачем ты мне говоришь это? Я же на прошлой неделе приказ подписал — прежде всего кокс! По коксу будем расценивать работу.

— Правильно, — Бондарчук чуть прикрыл глаза, точно вспоминая что-то. — Правильно, Павел. Но давай рассуждать логично. Для нас борьба за «ПЖ» — это борьба за самое важное в общегосударственном плане. Не пора ли нам так повернуть дело, чтобы «ПЖ» поднималось на-гора не пятьдесят три процента, а семьдесят, девяносто? Не пора ли?

Рогов пожал плечами.

— Так скоропалительно этого не решишь! Считая, что вопрос исчерпан, он взялся было за телефон, но Бондарчук твердо придержал его руку.

— А ты подумай.

Рогов отодвинул аппарат, встал, прошелся по комнате и сказал:

— Ведь это же не простая передвижка внутри плана, — сказал он. — Чтобы перенести центр тяжесть и всех эксплоатационных работ на нижний горизонт, нужно всесторонне подготовиться, нужно пересмотреть технологию; ты же знаешь, что нижняя Полкаштинская свита пластов — пологопадающая, более мощная; нужно решительно перестроить всю транспортировку: если с верхнего горизонта уголь качают еще и двумя уклонами, то для нижнего — это не выход из положения, тут нужен еще один ствол. А потом все это предусмотрено планом развертывания горных работ. Процесс естественный и потому неизбежный.

Бондарчук кивнул, но, как видно, остался при своем мнении.

В дверь постучали, и вошел Данилов.

— Не помешаю? — сказал он.

Торопливо раздевшись, он налил себе кружку чая и выпил его залпом, мелкими быстрыми глотками. Глаза у парня поблескивали весело и чуть-чуть настороженно.

— Угощайся еще, — предложил Рогов, — погрей душеньку, повеселись.

— А сами-то что же не веселые?

— Государственный разговор…

Бондарчук постучал в дно порожней кружки.

— И не меньше! Без шуток.

— Знаю! — Рогов насупился. — Все знаю. Но для того, чтобы шагать дальше, нужно учитывать конкретные производственные условия…

— А, по-моему, конкретные производственные задачи! — с нажимом выговорил парторг. — И, разумеется, условия, обстановку. Но обстановка-то и толкает на это. Смотри, в Сталинске поднимают шестую коксовую, в Кемерове старые печи заменяют более мощными — и это только в Кузбассе! А с кого же в первую очередь спросят коксующийся уголь?

Рогов вдруг вскочил и, пошевеливая руками в карманах, выпалил:

— Пусть у себя это в первую очередь спросят!

— Это почему? — парторг высоко вздернул брови. — Уголь-то мы даем?

— Даем! — ответил Рогов. — Но мы даем коксовикам бесценное золото, а они тут занимают очень странную позицию. Ты подумай, что делается во всех звеньях нашего народного хозяйства: куда ни повернись, всюду лезет в жизнь новое, более совершенное, а коксовики, при поддержке металлургов, в святая святых своей деятельности вдруг заартачились!

Как всегда в минуты большого напряжения, лицо Рогова чуть побледнело, осунулось, говорил он почти без жестов, бессознательно действуя на слушателей своеобразными интонациями, при которых слова приобретали совершенно неожиданную окраску. Так говорить может только человек, глубоко убежденный в своей правоте.

— Необходимо, — продолжал он, — немедленно ломать устаревший взгляд на вещи, будто добротный металлургический кокс получается, если только в шихте на восемьдесят пять — девяносто процентов содержатся такие дефицитные марки углей, как «ПЖ», «К» и «КО». Но это же технический абсурд, это значит, что процесс коксования по существу неуправляем, словно его создали не люди, а ее величество природа. Нужно воздействовать на внутренние свойства углей, нужно громить, перекраивать их, а не заглядывать им в личико: «Ах, вам это не по нутру?» Это не смешно. Гамму коксующихся углей необходимо расширять — это наш кровный долг перед судьбами родной промышленности. И кто хотя бы раз открыто, честно сказал, что это невозможно? Ведь сама жизнь опрокидывает такие «установки». За последние десять лет в коксовую шихту брали все больше газовых углей, а ведь кокс-то не ухудшался. Еще до войны в Магнитогорске академик Павлов доказал возможность привлекать для коксования до сорока процентов газовых углей. Вот как обстоят дела!