плавными, округлыми движениями.

— Я ставлю на голосование: кто за? — спросил Черепанов.

Не замечая Рогова, пятеро молодых шахтеров дружно подняли руки.

— А теперь заметьте, — Черепанов медленно опустил крупные кулаки в карманы брезентовых брюк. — Теперь заметьте, — это политический поступок. Если провалимся — опозорим имя Героя, и тут нам никакие начальники не помогут.

— Вы слышите, Павел Гордеевич? — зашептал за плечом Рогова Очередько. — Честное слово, сомневаюсь, будет ли толк из парней. Очень уж на язык бойкие, не по-шахтерски.

Не ответив, Рогов подошел к забойщикам.

— Собрание провели маленькое, — застеснявшись, доложил Черепанов. — Жизненный вопрос. Но пока это секрет.

Рогов подробно рассказал Черепанову, как надо подготовиться к монтажу транспортера и, пообещав прислать техника Дубинцева, пошел в комбинат. Сбоку поспешал Очередько. Ободренный молчанием районного инженера, он развивал какие-то туманные планы.

— А то как же! — удивленно восклицал он, полемизируя неизвестно с кем. — Конечно, участок длительное время отставал. Но, если хотите знать, все это время накапливались силы, кое-какие порывы приходилось даже сдерживать.

— Что-о? — Рогов замедлил шаг.

— Не умышленно, конечно, — поспешно поправился Очередько. — Не хотелось разбрасываться, мелочиться. Зато на днях я развернусь. Честное слово! Весь рудник ахнет. Да что рудник мероприятие всекузбасского масштаба! Рекорд организую. Есть у меня на участке один такой забойщик — ручищи, грудь, мощный человек! Уже договорились. Придется подбросить ему отрез на костюм или еще какую-нибудь малость.

— Как это подбросить?

— Обыкновенно. Пообещать премию. Будьте спокойны, все окупится. Верные три тысячи процентов.

— Кто же это такой? — заинтересовался Рогов.

— А вы что же, не знаете нашего Деренкова? — удивился Очередько. — Павел Гордеевич, для пользы дела советую: изучайте людей! Я этого Деренкова вдоль и поперек знаю. Норовист мужик, в войну еще сюда прибыл. Не знаю, по какому случаю, да и знать не хочу: ведь важно, чтобы он уголь давал. А он умеет это, если, конечно, захочет или если его подмажешь. У меня простой расчет: чем возиться с десятью зелеными хлопцами, вроде этих фезеошников, лучше держать под рукой такого, как мой Деренков. Я все это к тому, что прошу вашей санкции на рекорд.

— Вот что… — Рогов подумал и проговорил медленно, подчеркивая каждое слово. — Никакой санкции, никакого разрешения вы от меня не получите на эти цирковые номера. Учитесь думать над тем, что делаете. А сейчас вернитесь к бригаде Черепанова и помогите ребятам.

Очередько беззвучно подвигал губами, торопливо поправил кепку и ушел. Рогов позвонил начальнику шахты.

— Нет, нет, — запротестовал тот, — в шахту не ходи, сегодня целая серия совещаний.

К досаде Рогова, совещаний последовала действительно целая серия. Сначала разговаривали с начальниками участков, районными инженерами, и Дробот без особой нужды раскричался по адресу «некоторых молодых руководителей, не желающих считаться с крепкими традициями шахты». При этом Рогов встретился взглядом со Стародубцевым.

«Что, попало?» — одними глазами спросил начальник транспорта. «Привыкаю», — тоже глазами отозвался Рогов. Потом совещались с горными мастерами и, наконец, утомительно долго обсуждали вопросы техники безопасности и изобретательства. Об изобретательстве очень невнятно и общо докладывал сам Дробот.

Дубинцев бросил Рогову через стол записку. «П. Г., есть новость: женюсь. А в отпуске Дробот отказал. Походатайствуйте! А еще обратите внимание на Хомякова, старик что-то мрачен».

Рогов размашисто написал на обороте: «Поздравляю! Она чудесная девушка. Походатайствую». И осторожно глянул в тот угол кабинета, где сидел Хомяков. Старый маркшейдер, очевидно, не слушал докладчика, лицо его ничего не выражало, кроме болезненного томления. Рогов написал на газетном клочке: «Что с вами?» и, не обращая внимания на косой взгляд Дробота, бросил записку маркшейдеру. Тот прочел и, обрадовавшись вниманию, быстро закивал головой, словно говоря: «Да, да, мне очень плохо».

— Что же все-таки конкретно можно сказать о работе с изобретателями? — нетерпеливо прервал докладчика лобастый человек с карими веселыми глазами.

— Новый парторг, — одними губами ответил Дубинцев на молчаливый вопрос Рогова.

— Мало изобретают! — отчеканил Дробот.

— Действительно! — пробормотал Рогов.

До слета оставалось всего часа три, и спускаться в шахту уже не было смысла. В коридоре Рогов остановил Хомякова.

— И не говорите, — сокрушенно сказал тот, — страшнейшая неприятность на работе!

— И что же это — секрет? — осторожно спросил Рогов.

— Как сказать… Оно, может быть, и секрет… Но вам я могу довериться.

Волнуясь и потому часто сбиваясь с мыслей, Хомяков вполголоса рассказал, что на днях произвел обычный месячный замер угля в штабелях и при этом обнаружил недостачу четырнадцати тысяч тонн.

— Это меня так… так потрясло, — Хомяков поднял на Рогова маленькие, близорукие и оттого беспомощные глаза.

— Какой же здесь секрет? — насупился Рогов. Ему неприятно было сейчас растерянное и даже испуганное лицо старого маркшейдера.

— Надо немедленно доложить обо всем Дроботу.

— В том-то и дело, голубчик, — вздохнул Герасим Петрович, — докладывал, пять раз докладывал. Написал даже рапорт, а результаты трагикомические. Сказали, что я на старости лет забыл арифметику.

— И вы что же, таблицу умножения зубрите?

— Павел Гордеевич! — Хомяков выпрямился, на щеках у него появился склеротический румянец.

Как раз в этот момент к ним приблизился новый парторг.

— Здравствуйте, товарищ Рогов, — заговорил он, пожимая инженеру руку. — Бондарчук. Парторгом к вам назначен. Хотел поговорить сегодня с вами, а тут как раз слет, перенесем этот разговор на завтра. Хорошо?

Они прошли вместе до раскомандировочного зала.

— Я, правда, себя пока что гостем чувствую, — улыбаясь, сказал Бондарчук, — но хорошо, что приходится начинать с такого приятного события, как получение знамени.

— Вам повезло, — согласился Рогов.

— Случайность? — Бондарчук мельком, но очень зорко глянул в лицо инженера.

— Нет, почему же…

— Ну, хорошо, — кивнул парторг, — значит, до завтра?

Рогов утвердительно кивнул и пристально, твердо поглядел в карие веселые глаза Бондарчука,

Рогову всегда казалось, что на стахановских слетах он попадал в неоглядный простор, где вот-вот должно было нагрянуть что-то необыкновенное, могучее. Но сегодня ощущалась еще и досадная неловкость, как будто он явился не вместе со всеми, а по специальному приглашению: людей от его района было на слете очень мало.

Сотни стахановцев заполнили просторный вестибюль клуба. Лица у всех были немного