ждала.
— Гортензия, я не хочу, чтобы ты забивала ей голову всякой ерундой. Ты меня слышишь? Твоя мать свихнулась от этой ерунды, и ты тоже свихнулась, но я нет, и на мне эта ерунда закончится. Если Айри придет домой и начнет нести этот бред, ты можешь забыть о Втором пришествии, потому что ты до него не доживешь.
Серьезные слова. Но насколько же хрупок атеизм Клары! Как стеклянные голуби на комоде в гостиной Гортензии — дунешь, и они рассыпятся. Клара до сих пор с опаской обходит церкви, как те, кто в юности был вегетарианцем, сторонятся мясных магазинов. По субботам она старается не ходить в Килберн, чтобы не сталкиваться с уличными проповедниками, вешающими на перевернутых ящиках из-под яблок. Гортензия чувствует страх Клары. Она спокойно запихивает в машинку новую партию белья и бережливо отмеряет порошок. Отвечает коротко и решительно:
— Не беспокойся о ней. Айри Амброзия теперь в хороших руках. Это и она тебе скажет. — Как будто она вознеслась к Богу на небеса, а не замуровалась в подвале в Ламбете вместе с Райаном Топпсом.
Клара услышала, как ее дочь взяла трубку параллельного телефона: сначала треск, потом голос, звонкий, как колокольчик:
— Послушай, я не собираюсь возвращаться домой, так что нечего поднимать шум. Я вернусь тогда, когда захочу, не беспокойся за меня.
Беспокоиться действительно было не о чем, разве о том, что на улице мороз. Даже собачье дерьмо покрыто инеем, на стеклах машин появились первые ледяные узоры, а Клара жила зимой в доме Гортензии. Она знает, каково это. Да, ясное солнце в шесть утра, яркий свет на
Но Клара зря боялась. Атеизм Айри был нерушим. Это была чалфенская убежденность. К своему пребыванию у Гортензии она относилась как к развлечению. Ее интересовал дом настоящей Боуден. Это место наполняли концы, точки, финалы. Здесь считалось глупым капризом рассчитывать на завтрашний день, за все, от электричества до услуг молочника, платилось по дням, чтобы случайно не потратить лишние деньги, если вдруг Бог устроит Страшный суд прямо завтра. Боудены вложили новый смысл в выражение «жить одним днем». Это была жизнь в вечном мгновении, постоянно балансируя на грани всеобщего уничтожения. Есть люди, которые глотают целые горсти наркоты, только чтобы испытать нечто похожее на ежедневное существование восьмидесятичетырехлетней Гортензии Боуден. Вы видели, как крошечные людишки вспарывают себе живот и выпускают кишки? Вы чувствовали себя телевизором, который выключили без предупреждения? Вы поняли, что весь мир — это только сознание Кришны, свободное от любого «я», плывущее в бесконечном космосе души? Ерунда. Все это мелочи по сравнению с видением Иоанна Богослова, когда Бог наградил его двадцатью двумя главами Откровения. Вот это, должно быть, стало настоящим шоком для апостола (после всей этой паутины Нового Завета — добрые слова и тонкие чувства), он обнаружил, что, в конце концов, в основе всего притаилось мщение Ветхого Завета. «Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю».[86] Вот это, наверно, было прозрение!
«Откровение» — это то, к чему в конце концов приходят все сумасшедшие. Последняя остановка псих-экспресса. И боуденизм — это Свидетели плюс Откровение и плюс
Или
А еще Гортензию охватывала ярость, когда она смотрела прогноз погоды, как бы безобидно ни выглядел диктор, как бы медоточиво ни звучал его голос, как бы скромно ни был он одет. Слушая его, она зверски ругалась, а потом с маниакальным упорством делала все наоборот: если обещали дождь, она надевала легкий пиджак и ни в коем случае не брала с собой зонтик, если обещали тепло и солнце — куртку и дождевик. Только через несколько недель Айри догадалась, что метеорологи были светскими конкурентами Гортензии: она всю жизнь пыталась через толкование библейского текста предугадывать волю Господа относительно погоды на завтра. По сравнению с ней метеорологи просто салаги…
— Есть новости, мистер Топпс? (Этот вопрос всегда задавался во время завтрака и всегда застенчиво, затаив дыхание, как ребенок спрашивает про Санта-Клауса.)
— Нет, миссис Б. Мы с моими коллегами еще не закончили наше исследование. Прилагаем все усилия. В этом мире есть учителя и есть ученики. Восемь миллионов Свидетелей Иеговы ждут нашего решения, ждут, когда настанет день Страшного суда. Но вы должны понять, что этими делами должны заниматься те, кто имеет к этому самое непосредственное отношение. Самое непосредственное, миссис Б.
Пропустив несколько недель занятий, Айри снова начала ходить в школу. Но теперь все казалось каким-то далеким. Даже сам путь с юга Лондона на север был похож на полярную экспедицию, причем на неудачную, не достигшую своей цели и застрявшую где-то перед полярным кругом. Ни одно школьное событие не шло ни в какое сравнение с бурлящим водоворотом жизни в доме Боуден. «Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих». Так вдруг привыкаешь к крайностям, что все остальное уже не устраивает.
Она постоянно видела Миллата, но общались они немного. Он теперь носил зеленый галстук и занимался своими делами. Она по-прежнему три раза в неделю наводила порядок в бумагах Маркуса, но старалась не видеться с остальными членами семьи. Изредка попадался Джош. По-видимому, он так же усердно избегал Чалфенов, как и она. К родителям она приходила по выходным — холодные встречи, во время которых все обращались друг к другу по именам
