стороне. Ему не приходило в голову, что он предает своего отца, — он не чувствовал серьезность происходящего — до тех пор, пока не услышал, как Криспин издевается над чалфенизмом.

— Только поглядите, как он чалфенит в этом корыте. Пользоваться всем, чем можно, это по- чалфенски, правда, Джош?

Джошуа что-то пробурчал и отвернулся к окну, за которым пролетал снежный Гайд-парк.

— Классическая фотография. Она везде. Я ее помню. Снимали, когда он давал показания на суде в Калифорнии. У него такой надменный вид! Очень чалфенистичный!

Джошуа закусил губу. НЕ ПОДДАВАЙСЯ. ЕСЛИ НЕ ПОДДАШЬСЯ, ЗАВОЮЕШЬ ЕЕ РАСПОЛОЖЕНИЕ.

— Хватит, Крисп, — решительно сказала Джоэли, погладив Джоша по голове. — Не забывай, что мы сегодня собираемся сделать. Не мучай его хотя бы сегодня.

В ЯБЛОЧКО!

— Ну… ладно.

Криспин прибавил газу.

— Минни, вы с Падди проверили, у всех все есть? Все, что нужно?

— Да, все в порядке.

— Отлично.

Криспин достал серебряную коробочку, наполненную всем необходимым для того, чтобы свернуть здоровый косяк, и бросил ее Джоэли, попав по ноге Джоша.

— Сверни нам по косячку, милая.

ГАД.

Джоэли подняла с пола коробочку. Она поставила машинку для сворачивания косяков Джошуа на колено и согнулась над ней. Джошуа видел ее длинную шею, а ее грудь оказалась практически у него в руках.

— Нервничаешь? — спросила она и выпрямилась, держа в руке готовый косяк.

— Из-за чего?

— Ну… по поводу сегодняшнего дела. Из-за внутреннего конфликта.

— Конфликта? — озадаченно пробормотал Джошуа. Ему хотелось быть там, на улице, среди счастливых людей, не раздираемых конфликтами, среди праздничной толпы.

— Боже мой! Ты меня восхищаешь! Все-таки цель ФАТУМа — непосредственные действия… Даже мне иногда нелегко сделать то, что нужно. Хотя это для меня самое главное в жизни… Кроме ФАТУМа и Криспина, у меня никого нет.

«КРУТО, — подумал Джошуа. — ПРОСТО ФАНТАСТИКА».

— Вот и сегодня я ужасно боюсь.

Джоэли раскурила косяк и сразу же передала его Джошуа, а микроавтобус проносился мимо здания парламента.

— Знаешь, как говорят: «Если когда-нибудь мне придется выбирать кого предать: друга или страну — я надеюсь, что у меня хватит смелости предать страну». Выбор между долгом и принципом. Мне в этом смысле легче. Не знаю, смогла бы я это сделать, будь я на твоем месте. Если бы это был мой отец. И у меня, и у Криспина только один долг — забота о животных, поэтому нет никакого конфликта. Нам легче. Но ты, Джоши, из нас всех ты принял самое ответственное решение… и при этом ты остаешься таким спокойным. Это достойно уважения… И я уверена, что Криспин оценил твою смелость, потому что он немного сомневался…

Джоэли говорила, а Джошуа кивал в нужных местах, но марихуана, которую он курил, вытащила из ее речи одно слово — «спокойный» — и вставила его в вопрос: «Почему ты такой спокойный, Джоши? Ты ввязался в серьезное дело… Почему ты такой спокойный

Он так и думал, что со стороны кажется спокойным, неестественно спокойным. Количество адреналина в его крови противоречило нарастающему новогоднему веселью, не соответствовало взбудораженности остальных членов ФАТУМа. Добавьте сюда еще действие травки, и станет ясно, почему Джошуа казалось, будто он бредет под водой, на огромной глубине, а высоко над ним плещутся дети. Но это было не столько спокойствие, сколько инертность. Они ехали по Уайтхоллу, а он никак не мог решить, правильно это или нет: плыть по течению, пустить все на самотек. Или он все-таки должен стать похожим на людей там, на улицах, кричать, плясать, драться, трахаться… Должен ли он стать более… как там говорится?., более инициативным. Перед лицом будущего взять инициативу в свои руки.

Он глубоко затянулся и погрузился в воспоминания о том времени, когда ему было двенадцать. В двенадцать он был развитым ребенком, который просыпался каждое утро с мыслью о том, когда объявят, что осталось всего двенадцать часов до ядерной войны, — старый, но заманчивый сценарий конца света. Тогда он много думал о будущем, о важных решениях, которые надо принять быстро и в последний момент. И даже тогда ему приходило в голову, что сам он вряд ли потратил бы свои последние двенадцать часов на секс с Эллис — пятнадцатилетней соседской няней. Вряд ли в эти двенадцать часов он будет говорить всем и каждому, как он их любит, вряд ли обратится в иудаизм, вряд ли сделает все то, чего ему всегда хотелось и на что он никогда не мог решиться. Он понимал, что, скорее всего, спокойно вернется в свою комнату и закончит постройку замка из «Лего». А что еще можно сделать? Какое еще решение можно принять? Решение требует времени, безграничного времени, времени, как горизонтальной оси жизни: принимаешь решение, а потом ждешь результатов, сидишь и ждешь. Славная вещь — мечта об отсутствии времени (ОСТАЛОСЬ ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ ОСТАЛОСЬ ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ), о том моменте, когда последствия исчезают и можно делать все, что угодно («Да, я сумасшедший! Я просто сумасшедший!» — послышалось с улицы). Но двенадцатилетний Джош был слишком нервным, слишком правильным, слишком чалфенистичным, чтобы суметь полностью насладиться этим моментом или даже самой мечтой о нем. Он думал: а что, если мир все же не исчезнет и я пересплю с Эллис, а она забеременеет, и тогда…

То же самое и сейчас. Боязнь последствий. Та же дурацкая инертность. То, что он собирается сделать со своим отцом, было таким огромным, таким гигантским, что было невозможно даже думать о последствиях, невозможно представить, что будет после того, как он сделает то, что должен. Ничего. Пустота. Что-то вроде конца света. А Джошуа всегда терялся, когда сталкивался с концом света или даже с концом года.

Каждый канун Нового года — это близящийся апокалипсис в миниатюре. Ты спишь с кем хочешь, блюешь где хочешь, чокаешься с кем хочешь. На улицах толпы народа. По телевизору показывают героев и антигероев уходящего года. Страстные последние поцелуи. Десять! Девять! Восемь!..

Джошуа смотрел на Уайтхолл, где люди радостно готовились к генеральной репетиции конца света. Все знали, что он произойдет, и знали, как будут себя вести, когда он произойдет. Но не мы правим миром, думал Джошуа, а он нами. И с этим ничего не поделаешь. Впервые в жизни он это ясно понял. А Маркус Чалфен думает как раз наоборот. И тогда он в общих чертах понял, почему дошел до этого, почему он проезжает по Вестминстер-бридж и смотрит на Биг-Бен, отсчитывающий время до того момента, когда он, Джошуа, погубит своего отца. Потому же, почему мы все до этого доходим, пробираясь между рифами и водоворотами, между Сциллой и Харибдой.

* * * 31 декабря 1992, четверг, Новый год.

В связи с аварией на Бейкер-стрит движение поездов по Джубили-лайн от станции Бейкер- стрит в южном направлении осуществляться не будет.

Пользуйтесь переходом на Метрополитан-лайн на станции Финчли-роуд или переходом на Бейкерлу на станции Бейкер-стрит.

Дополнительные автобусы пущены не будут.

Последний поезд отходит в 02:00

Сотрудники Лондонского метрополитена желают вам счастливого и безопасного Нового года!

Дежурный по станции Уимзден-грин Ричард Дейли
Вы читаете Белые зубы
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату