— Привет, Вадь, — сказал в трубку Валера, когда откликнулся низкий голос на другом конце «провода». — Валера Воропаев.

— Привет, привет, кому бы не пропасть, — радушно ответил Уринсон. — Чем могу?

— Бумага нужна. И чем быстрее, тем лучше.

Голос Уринсона мгновенно «поделовел» — тоже часть образа.

— Сколько и когда? — уточнил он.

— Два «больших» сможешь найти? — спросил Валера.

— Сегодня? — переспросил Уринсон и, не дожидаясь ответа, сказал: — Сегодня нет. Один и два наскребу, примерно, больше уже нет. А завтра могу остальное. Подойдёт?

Валера и сам не знал, подойдёт или нет. Он решил снять наличные деньги лишь потому, что решил: «Не помешают». Поэтому сумму в два миллиона долларов определил наугад, исходя из тех своих средств, что крутились у Вадика. Но полагал, что с такой суммой у того проблем не возникнет, поэтому слегка удивился. Однако слово «уже» мимо ушей не проскочило.

— Да нормально, — ответил он. — Когда подослать сможешь?

— Некого подослать, Валер, — с сожалением ответил Вадик. — Не ты один такой у меня сегодня, все люди в разъездах. Лучше бы ты сам подъехал. Сможешь?

— Через часок нормально будет? — уточнил Валера.

— Не вопрос, жду, — ответил Уринсон и отключился.

Ощущение, что грядут проблемы небывалого масштаба, продолжало крепнуть. Мало того что в «Лавке Уринсона» денег не хватило, так ещё и людей не было. А что это значит? Мыслителем быть не надо, чтобы понять — Валера не одинок в желании получить наличные на руки. К самым осведомлённым людям он себя не относил — что взять с владельца строительной компании? А среди клиентуры было много людей государственных, таких, какие сидят куда ближе к источникам информации, в том числе и из тех, кто призваны хранить покой населения. А если так… Вообще-то если говорить честно, то осведомлённей Уринсона людей в стране было мало. Вся его клиентура считала своим долгом предупреждать его о возможных проблемах, потому что отчасти его безопасность была безопасностью их денег. По крайней мере, пока он цел, хлопот меньше.

В общем, Балерина интуиция, не раз выручавшая его из трудных ситуаций, сейчас подсказывала ему, что следует ожидать худшего. Насколько худшего — видно будет, но очутиться перед худшим с чемоданом наличных было бы полезней, чем с ворохом кредитных карточек.

В тишине пустого офиса зазвонил телефон. Так резко, что задумавшийся Валера подскочил на месте. Он подошёл к столу, снял трубку.

— Валерий Палыч, это Посохов, — послышался бесцветный голос из наушника. — Новости у меня нерадостные.

— Слушаю вас, Борис Сергеевич, — откликнулся Валера, совсем не удивившись пессимистичному вступлению.

— Говорят, что какая-то серьёзная эпидемия началась, — осторожно сказал Посохов. — Вроде бешенства, только ещё хуже. По городу множество смертей, нападения и всё такое. И мои ребята из охраны так говорят, и знакомый с самого-самого верха позвонил, какой врать или выдумывать не будет, и другие источники подтверждают. Беда, говорят.

— И что делать советуют?

— Не знаю, кто и что советует, но я предпочитаю завтра рано утром вылететь в Лондон. Там такого бардака не будет.

— Не будет, конечно, — уверенно подтвердил слова Посохова Валера, окончательно убеждаясь, что говорит с идиотом. — Тогда и я куда-нибудь улечу. Наверное.

Добавил последние слова он уже из озорства, но Посохов подколки не понял и лишь поддержал Валеру в его начинании. На этом разговор и закончился. Делать в офисе было уже нечего, и Валера, накинув пальто, ушёл.

Здание и холл внизу поразили его необычной, какой-то гулкой пустотой. Даже свет, обычно яркий, приглушили. Было похоже, что в офисном центре никого не осталось. На стоянке, которую хорошо видно было через стеклянные двери, тоже было пустовато. Так, пять-шесть машин, не больше, а обычно не приткнёшься в это время. Дверь из холла впервые, пожалуй, была закрыта, и мрачный охранник в тёмно-сером костюме с красным галстуком открыл её с пульта. Зажужжал электрозамок, и Валера вышел в прохладу весеннего вечера. Отпер «Рэйндж», уселся на холодную скользкую кожу сиденья. Лампочки приборной доски приветливо засветились, заурчал сытым хищником большой мотор, и машина, плавно перевалившись через «лежачего полицейского», выехала на улицу, легко воткнувшись в не слишком плотный поток.

Ехать было недалеко, и совсем недолго покрутившись по улицам, Валера въехал в Средний Кисловский переулок, где в тихом дворике размещался никому не заметный офис Вадика Уринсона, всяким образом бежавшего от известности. Клиентура бы не позволила ему себя слишком уж рекламировать, слишком много неправедно нажитого, краденого и взяточного шло через его руки, чтобы уже затем попасть в ведение вполне респектабельных финансовых компаний и приносить легальный доход.

Во дворе было пусто, стояла лишь пара машин, включая серебристый «Лексус» самого Уринсона. Окон в замыкающих двор трёхэтажных старых домах светилось мало, во дворике были всё больше офисы и ни единой квартиры. Фонаря горело всего два, углы двора тонули во тьме. Выбравшись из машины, Валера огляделся, и ему стало неуютно в этой холодной темноте. Он даже прижал к себе локтём кобуру, чтобы убедиться, что он по-прежнему вооружён, и лишь затем нажал на кнопку видеодомофона. Негромко пискнуло, засветило синим, а затем дверь со щелчком открылась, осталось её только толкнуть и войти внутрь.

Офис был простенький, ковролин на полу и крашенные серой водоэмульсионкой стены с приколоченной к ним длинной ламинатной доской на уровне спинок кресел. Никакого подобия великолепию конторы Валеры. Но при этом все, кто сюда приходил, знали, какими суммами ворочает маленький и сутулый бородатый мужичок в очках, обладатель неожиданно густого для такой жидкой комплекции баса, который сейчас поднялся из-за письменного стола и пошёл навстречу, протягивая руку для приветствия.

— Как доехал? — спросил Вадик, изобразив заботливость.

— Да нормально вроде, — пожал плечами Валера. — А что происходит-то? Давай колись, ты у нас всегда больше всех знаешь.

— Стрельбы ещё не слышал? — вроде как удивился Уринсон, подняв густые лохматые брови.

— Нет, — покачал головой Валера. — Но я в конторе сидел, а у нас там полная звуконепроницаемость.

— Она тебя и погубит, — усмехнулся Вадик. — Стреляли в городе сегодня, и не раз. Во всех районах слышат.

— В кого стреляют? — спросил Валера, силившийся целый день добиться ответа на этот, в сущности, простой вопрос. — И кто стреляет? И на хрена?

— Ну, вопросов-то! — закрылся притворно руками Уринсон. — Странное говорят. Настолько странное, что и верить не хочется. Мутанты развелись, или психи, или кто-то ещё. Понимаю, как всё звучит, но мне несколько человек, к фантазиям не склонных, сегодня отзвонились. Двое уже покинули пределы страны, те, какие к реальной информации поближе.

— Вот как… — удивился Валера. — Так всё серьёзно?

— Говорят, что серьёзней уже некуда, — подтвердил Уринсон. — Большая беда идёт. Кстати, один тридцать пять я тебе набрал. Но списал больше, сегодня десять себе взял за экстренность.

В другое время Валера возмутился бы такой бесцеремонностью в обращении с его деньгами, но сейчас ему было всё равно. Почему — он и сам не понял. Лишь пожал плечами и сказал:

— Нормально. Здесь всё?

Он показал на дешёвую китайскую нейлоновую сумку вроде теннисной, в каких Уринсон обычно отдавал наличные своим клиентам. Сумка скромно лежала на столе, и ни за что не подумать было, что в ней, перехваченные резинками в растрёпанные пачки, лежат стодолларовые купюры.

— Здесь, забирай. Расписок, как обычно, не беру, — усмехнулся он. — И вот ещё что — завтра не буду открываться. Если недоволен — ругайся сразу, всё равно бесполезно. Пока тебя ждал, так решил. Что-то очень срочное будет — звони на мобильный, договоримся.

— А что так? — спросил Валера, уже предполагая ответ.

— Страшно, — честно ответил Вадик. — Не ты один знаешь, что я тут с налом оперирую. А в смутные времена таких, как я, первыми отстреливают. Не хотелось бы в статистику угодить.

— А сейчас как? — спросил Валера.

— А сейчас ребята мои подъедут, и рванем все вместе. Ладно, иди давай, мне собираться надо.

Валера попрощался за руку, мельком заглянул в сумку и пошёл к выходу. Вадику он доверял, тот за сколько лет не дал ни малейшего повода себя хоть в чем-то заподозрить или упрекнуть. Он нажал на белую клавишу справа от двери, щёлкнул электрозамок, скрипнула пружина металлической двери. Валера шагнул вперёд, с низкого крыльца, в ту же секунду осознав, что вокруг что-то неправильно, какой-то тёмный силуэт мелькнул на самой периферии его поля зрения, и вдруг голова словно раскололась на части. Мир начал переворачиваться перед глазами, а затем его правый висок вдруг с тупым стуком соприкоснулся с шершавым асфальтом, да так, что ещё и зубы лязгнули, чертовски больно прикусив язык.

Наверное, это Валеру и спасло. Померкшее было сознание мгновенно прояснилось от разорвавшейся в мозгу вспышки боли, а рот заполнился кровью. Он почувствовал, как чья-то рука сдёрнула с его плеча нейлоновую сумку с деньгами, он услышал, как кто-то сказал: «Ключи от „Рэйнджа“ поищи». Голос был молодой и даже какой-то ломающийся, словно у подростка. И довольно знакомый. Затем его взгляд сквозь прижмуренные веки сфокусировался на чьих-то ногах в приличных брюках и туфлях, обмотанной тряпками монтировке, свободно свисающей из чьей-то руки. Рука была так себе, кстати, худая и мосластая, не чета мощной ручище самого Валеры. С такой руки и огребать-то неприлично. Обладатель руки с монтировкой так и продолжал стоять над Валерой, словно не зная, что делать дальше. У дверей офиса топталась ещё одна фигура, худая и длинная.

Пока его мозг фиксировал и анализировал детали, перебирая их со скоростью компьютера, правая рука уже скользнула под пиджак и сжала тёплую от близости тела рубчатую рукоятку «Викинга». Всё произошло без его участия, просто что-то спрятанное в глубине просигналило: «К оружию!» Пистолет легко вышел из кобуры, большой палец сбросил предохранитель. Толкнувшись левой рукой от асфальта, он просто перекатился на спину, и, едва ствол пистолета приподнялся в сторону возвышающегося над ним тёмного силуэта, Валера нажал на спуск. Трепыхнулось в ладони, вспышка осветила тёмный угол двора, силуэт стоящего человека дёрнулся, а Валера ещё раз пять подряд надавил на спуск, уже с вытянутой руки, прицельно, всаживая пулю за пулей во врага.

Человек дико закричал, а затем, странно дёрнув головой, рухнул навзничь. Валера перенёс огонь на второго, заметавшегося растерянно у стены, и попал уже второй пулей. Тот дёрнулся странно, как паралитик, а на светлой стене появилось тёмное пятно, там, куда брызнуло кровью. Однако он так и продолжал стрельбу, паля уже по скорчившейся у стены неподвижной тёмной фигуре до тех пор, пока затвор не встал на задержку.

Стихло эхо выстрелов, метнувшееся между стен старых особняков, дико заорала сигнализация «Лексуса», разбуженная шумом. Валера вскочил на колено, судорожно и неловко меняя магазин в пистолете вдруг неожиданно задрожавшей рукой, ища взглядом нового противника и не находя его.

Только эти двое, один из которых кучей тряпья у стены свернулся, а второй был ещё жив. Мелко колотило всё его тело, каблуки скребли по асфальту, а из дважды простреленного горла всплесками и пузырями брызгала кровь, заливая собой всё вокруг. Но Валера узнал его сразу — Лёша, тот самый парнишка, который много раз привозил к нему в офис скромную спортивную сумку.

— Ни хрена себе… — протянул Валера, попятившись от умирающего. — Вы кого тряхануть решили, барбосы? Сопляки, мать вашу в пень!

Он вдруг дёрнулся с пистолетом в сторону офиса, заподозрив нелогично, что Уринсон сам их подослал, но тут же тормознул так, что чуть не свалился: за окном конторы сверкнуло и глухо грохнуло — раз, затем второй. Тяжко ударило, как из пушки. И вдруг возникла уверенность, что Уринсон был здесь ни при чём. И ключевое слово здесь «был». Был, да весь вышел.

— Нет, ребята… — пробормотал он, выдёргивая из руки умирающего ремень сумки с деньгами. — Это уже вы сами, без меня.

«Рэйндж» мощно рванул с места, с креном заправился в поворот и, ревя мотором в узком переулке, понёсся в сторону Калашного переулка, а оттуда на Новый Арбат, где можно было уже не опасаться преследования. Про то, что оба убитых им уже встали, Валера не знал. Как не знал таких особенностей и некто по имени Серёжа, друг сотрудника Лёши, приглашённый в дела за заметную отмороженность, застреливший Уринсона двумя выстрелами из обреза двуствольного ружья в живот, а затем опрометчиво повернувшийся к нему спиной. Момента, когда