не сговариваясь, вместо того, чтобы вязать наручниками поверженного противника, отбежали к машине. Слишком он был странный и слишком страшный. Иванов бросил дубинку на асфальт и выхватил из кобуры новый ПММ, которыми их перевооружили совсем недавно. Мухин навёл на лежащего на асфальте противника ствол автомата.

— Уб-б-бил? — спросил его Иванов, заикаясь от страха.

— Не знаю, наверное… — дрожащим голосом ответил Мухин. — Так дал, что руки заболели. Смотри, ни хрена, шевелится!

Действительно, противник зашевелился и начал вставать на ноги.

— Итить твою, он что, Терминатор? — пробормотал Мухин.

— Не знаю… у психов бывает такое, говорят. Эй, ты, лежать! — заорал старшина.

Окровавленный бледный человек не обратил на крик никакого внимания, а встал и решительно направился к милиционерам. Нервы у тех сдали окончательно, и в грудь их противника ударили пули из автомата и пистолета. Человек в чёрной форме покачнулся и, даже не моргнув, пошёл дальше.

— Опаный по голове, да что же это? — крикнул Мухин, попятившись.

— На, зараза! — заорал, заглушая свой страх, Иванов и один за другим выпустил все десять оставшихся в пистолетном магазине патронов в голову противника.

Тот упал и больше не шевелился.

— Во как… Вот так и лежи, — сказал Мухин. — Я наших вызываю.

— Перевязаться помоги мне, прокусил он мне рукав, сволочь такая, — сказал старшина, глядя на кровавое пятно на своей руке. — Хрен его знает, когда он зубы чистил. И кровищи там у него… ещё СПИДом наградит.

Маргарита уже пять минут стояла возле двери в комнату Семёна и стучала в неё. За ней стояли, столпившись в коридоре, Давид Самуилович, их папа, доктор Лозовский, приятель папы, которого вызвали на дом, там же стояла мама, Белла Семёновна. Дверь была заперта изнутри, за ней были слышны какие-то звуки, но никто не открывал.

— Сеня! Сеня, открой нам, пожалуйста! — крикнула Белла Семёновна.

Никакой видимой реакции на её слова не произошло. Дверь по-прежнему была закрыта, за ней слышалась возня.

— Нет, ну сколько так может продолжаться! — заявил Давид Самуилович, среднего роста массивный широкозадый мужик с поразительно нахрапистым характером, благодаря которому он и сделал свою телевизионную карьеру. — Семён, открой немедленно, или я вышибу дверь! Доктор приехал!

— Может, не стоит так сурово? — тихо спросил Лозовский.

— С этим лоботрясом ещё не так надо! Мало я его от тюрьмы в своё время отмазывал? А что он сейчас натворил? Он даже не говорит! Семён, открой, я сказал. Открой! — ещё повысил голос Давид Самуилович, продолжая колотить жирной волосатой ладонью по дверной филёнке.

— Ой, Додя, не надо так, у тебя же сердце! Сенечка, открой папе, пожалуйста! — запричитала Белла Семёновна.

Эти призывы тоже цели не достигли, и тогда Давид Самуилович впал в ярость. Покраснев как рак, он растолкал семейных у двери, встал напротив, качнулся и ударил в дверь плечом. Та затрещала, с косяка посыпались крошки штукатурки, а Белла Семёновна с криком «ой! ой!» отбежала назад.

— Семён, открой, я вышибу дверь! — закричал Давид Самуилович, набычился и снова приложился в дверь плечом.

Затрещало, дверь распахнулась, и он почти ввалился в комнату сына. В комнате было темно, плотные шторы задёрнуты и свет выключен. Ввалившись внутрь со света, Давид Самуилович растерянно заморгал, пытаясь хоть что-то разглядеть. В затылок ему дышал Лозовский, того подпирала сзади Маргарита, а сзади всех толкала внутрь Белла Семёновна, громко выкрикивая:

— Сенечка, где ты? Что с тобой, Сенечка? Сенечка, где ты?

Что-то неприятно пахнущее вдруг навалилось из-за открытой двери слева на Давида Самуиловича, вцепилось ему руками в шею и лицо, и чьи-то зубы сомкнулись на его толстой шее, там, где под слоем жира по сонной артерии струилась кровь. Страшная боль пронзила всё тело Давида Самуиловича, из вскрытой артерии ударила струя крови, плеснув на стену и потолок. Ноги запнулись за что-то, и он повалился вперёд вместе с вцепившейся в него тяжёлой тварью.

— Сеня, что ты делаешь? — истошно закричала Белла Семёновна, увидев, как её сын пытается перегрызть шею своему отцу, навалившись на того сверху.

Жуткий фонтан крови брызгал во все стороны, тело Давида Самуиловича уже начало биться в конвульсиях. Лозовский выронил свой чемоданчик, бросился вперёд, вцепился руками в плечи Семёна, потянул того от лежащего на полу тела. Семён неожиданно легко отпустил отца, поднялся на ноги и навалился на Лозовского, раскрыв рот и пытаясь укусить того. Лозовский увидел в полуметре перед собой невероятно страшные глаза и раззявленный окровавленный рот. Как будто не Семён, а кто-то другой, жуткий и голодный, смотрел на него через эти помутневшие зрачки. Ужас накрыл доктора холодной волной, и он, даже не понимая этого, закричал по-женски тонким голосам, стараясь вырваться из захвата, убежать: «Нет, не надо, пожалуйста, ну не надо!» Он повалился назад, сбивая с ног Маргариту, а то, что ещё недавно было симпатичным умным мальчиком Семёном, карабкалось на него с каким-то утробным скулением и пыталось укусить, вырвать кусок драгоценной его плоти.

Белла Семёновна отскочила назад, протяжно, неостановимо закричав на одной высокой ноте. Маргарита кое-как выбралась из-под навалившегося на неё доктора, встала на ноги, перебралась через дерущихся. Оказавшись за спиной у Семёна, она вцепилась ему руками в волосы и потянула на себя. Этот приём она выработала в драках с подружками в школьные годы, и он всегда действовал безотказно. Но Семён даже как будто не почувствовал этого. Он продолжал наваливаться на доктора и в конце концов сумел впиться зубами тому в ладонь, которой он отбивался. Доктор закричал громче, ему в лицо брызнула его же собственная кровь.

Белла Семёновна увидела, как её сын судорожными глотательными движениями старается сожрать выхваченный из руки доктора кусок, и лишилась чувств, рухнув на пол в коридоре. Маргарита беспомощно оглянулась. Она держала за волосы не обращавшего на неё ни малейшего внимания брата, за спиной у неё лежал массивный труп отца, крови на полу было столько, что в ней начинали скользить ноги, доктор бился в истерике. Семёну удалось выхватить у того ещё один кусок плоти из руки.

Маргарите стало плохо, накатила тошнота. Она поняла, что уже неспособна никого защищать, она хотела выбежать из квартиры, из дома на улицу и бежать, бежать, бежать. Она отпустила волосы окончательно ополоумевшего брата, и в этот момент кто-то невероятно тяжёлый навалился на неё сзади. Толстая волосатая рука обхватила её за шею, и в плечо вцепились чьи-то зубы. Напавшая тварь обдала её запахом любимого одеколона Давида Самуиловича, который всегда злоупотреблял мужской парфюмерией.

Самым плохим в случившемся было то, что доктор Лозовский, прежде чем умер, открыл входную дверь на лестницу, так её и оставив. Сам же он успел убежать до своей машины, припаркованной на улице, завел её и уехал. Умер он, уже подъехав к своему дому в Крылатском, открыв дверцу и вывалившись на улицу. Через минуту он снова поднялся и побрёл спотыкающейся походкой куда-то в темноту дворов.

Но чуть раньше из квартиры на лестницу вышла Маргарита в пропитанной кровью одежде, оставляя за собой след из красных капель на полу. Кровь ещё продолжала литься из страшных ран на плече и шее. Она скончалась от гигантской кровопотери, была бледна как мел и в сочетании с её растрёпанной причёской, в которой смешались чёрные и красные пряди, выглядела как воплощение смерти. Её большие чёрные глаза навыкате бегали из стороны в сторону, и сквозь них смотрело всё то же страшное существо, которое выглядывало из зрачков каждого зомби. На лестнице никого не было, кого можно было бы счесть добычей, и Маргарита просто остановилась, неподвижная как статуя. Больше из квартиры никто не выходил, но оттуда доносилось чавканье. Это Давид Самуилович с Семёном ели Беллу Семёновну. Она ещё не успела восстать. Маргарита потопталась и вскоре вернулась к ним.

Сергей Крамцов упаковывал все бумаги и диски с рабочего стола Владимира Семёновича, Алина Александровна собирала вещи себе и дочерям. Ксения ушла в свою комнату, и никто, кроме её младшей сестры, не заметил, как изменилось её лицо. Аня вышла из кухни и пошла следом. Дверь в комнату Ксении была прикрыта, и было слышно, как та разговаривает по телефону. Слов было не разобрать, как ни прислушивайся. Тогда Аня поступила проще — открыла дверь и вошла. Ксения вздрогнула, сказала: «Я перезвоню!» — и отключила телефон.

— С кем ты разговаривала? — злым голосом спросила сестра.

— А тебя это каким боком касается? — изобразила возмущение Ксения.

— А таким! Я уверена, что всё произошло из-за того, что вы что-то натворили, Гринпис недоделанный. Вы что-то замышляли сегодня, я знала, у вас по рожам это было видно. Когда отец убежал из дома, у тебя был вид такой, как будто Новый год наступил и тебе сейчас подарки начнут дарить. А когда Сергей сказал, что погибли люди, тебя так перекосило, что я испугалась. Что вы сделали?

Аня говорила тихо, яростным шёпотом, почти шипела. Вид у неё был такой, что Ксения заметно испугалась.

— Ничего. Запомнила? Ничего! А если начинается эпидемия, то это вина отца, который разводил свои вирусы в городе, а вовсе не… — Тут Ксения осеклась.

— Вовсе не… — зло и вкрадчиво заговорила Аня. — Ты продолжи, пожалуйста. Вовсе не чья вина? Не твоя?

— Неважно, у меня нет времени и желания с тобой это обсуждать, — прибегла Ксения к стандартному ответу, помогавшему ей избавляться от обычно охочей до споров сестры.

— Важно. А желание ты лучше найди, и время тоже, — продолжала давить Аня. — Знаешь, сестрица… Тебя всегда считали умной в семье, раз ты хорошо училась и тебя любили учителя. И только я всегда знала, что ты идиотка. Тебе можно внушить всё, что угодно, ты придумываешь себе что-то и сама в это веришь. А сейчас ты придумала себе борьбу за права зверюшек. Я знаю, что ваша компания дебилов даже говорить больше ни о чём не могла. И вы каким-то образом ко всему причастны. Вы, я знаю точно.

— Что ты несёшь, дура? — встала и выпрямилась во весь рост Ксения.

— Дура? — подняла светлые брови младшая. — А если я просто пойду в милицию и скажу о своих подозрениях, как думаешь, они не смогут найти доказательств? Твои модные сопляки Дима и Игорь первыми не настучат друг на друга? А Маргарита, эта корова полосатая? Ты думаешь, это игры? Кто будет дурой в таком случае?

Аня резко повернулась и пошла к двери, даже успела её открыть, но Ксения схватила её за плечо.

— Даже не вздумай куда-то звонить! — почти крикнула она.

— Дай мне хоть одну причину этого не делать, — резко повернулась к сестре Аня. — Если ты думаешь, что мне достаточно того, что ты моя сестра, чтобы простить тебе то, что отец чёрт знает где, что погиб Биллитон, который бывал в нашем доме, что погибли другие, и сколько погибнет ещё, неизвестно, то ты ошибаешься.

— Это не мы разводили опасный вирус в городе! — даже взвизгнула Ксения.

— Зато вы его выпустили, сволочи! — крикнула в ответ Аня. — Если бы вы не полезли со своим кретинским терроризмом в дело, которое вас не касается, то ничего бы не случилось! Он был в безопасном месте, где не должны взрываться бомбы, сделанные идиотами!

— Ой… — сказала Ксения, глядя через плечо сестры.