Персы слушались своего царя, как воины слушаются своего стратега. Недаром слова «народ» и «войско» слиты у них в одно. К тому же, в отличие от многих варваров, персы не имели природного влечения к безудержному гра­бежу, бессмысленному разрушению чужих домов и лихо­имству. Зато с легкостью перенимали чужие обычаи, если эти обычаи могли возвысить их в собственных глазах или в представлении соседних народов. Спустя год после за­воевания Эктабана стало нелегко отличить на улице перса от мидянина.

Мидяне поначалу и сами изумились тому, что не за­метили на себе тягот чужого ига. «Новый царь наполовину мидянин,— говорили они.— Разбавленная кровь течет лег­че. Старый был чересчур мидянин. Сгущение крови при­носит вред».

Кир разделил свою большую страну на области, которые назвал сатрапиями. Больше, чем мидяне, удивились иные подвластные царю народы, когда во главе отдален­ных областей он поставил чиновников из местной знати. Каждый из них вдруг превратился из обыкновенного мытаря или писца в маленького царя. Каждый стал держаться за свое место, надолго запомнив, кому обязан своим возвышением.

Так погас, не успев разгореться, мятеж в Парфии. Гордые парфяне считали, что Кир воссел на престол именно благодаря их поддержке, и хотели получить в награду ту призрачную независимость, которой обладали до недавнего времени области Дома Тогармы, Урарту и Маны. Вдруг оказалось, что даже самой Мидией стал управлять сатрап — Губару, ближайший сподвижник царя. В Доме Тогармы и Урарту сатрапами сели местные армене, и ранее правившие этими странами. В Парфии тоже появился сатрап: им стал стратег парфянской конницы, первым поддержавший Кира. Так парфянская гордость была утолена.

Когда Кир попросил стать сатрапом своего брата, Гистасп выбрал Гирканию.

— Почему ты не хочешь взять лучшее — Аншан и Пер­сиду? — изумился Кир.

— В своем собственном доме ты должен остаться уп­равителем до конца дней,— отвечал Гистасп.— Не отдавай его никому. Если же какая-то область твоего царства по­ложена мне по природному достоинству, как твоему брату, то я с радостью возьму Гирканию. Слышал, что область не слишком богата, малолюдна и в ней испокон веку не было никаких восстаний.

Астиаг, уверившись в добром нраве Кира, сделался на старости лет очень занудлив. Он таскался за своим внуком по дворцу, докучая ему нравоучениями и сове­тами, как править страной. Кир был терпелив к своему деду и, надо признать, почерпнул из его наставлении много полезного.

— И помни, мой дорогой внук: все равно тебе придется воевать с Крезом,— Этим Астиаг каждый день завершал свои словоизлияния, прежде чем удалиться в опочивальню.

— Надеюсь, великий Митра позволит мне дожить до того дня, когда Лидия станет твоей.— Этими словами он приветствовал Кира каждое утро.

Зная, что я происхожу из Милета, веками выяснявшего отношения с Лидией, Кир часто расспрашивал меня о цар­стве Креза.

— Крез доверяется только нашим оракулам,— повторял я слухи, ходившие о нем в Милете.— Он посылает горы золота в Дельфы, чтобы узнать, как ему следует поступить даже в самых незначительных начинаниях. Если он обра­тится к вещей Пифии с вопросом, начинать ему войну против царя Кира или не начинать, то все будет зависеть от ответа оракула. Если оракул посоветует ему начать войну, то можно считать, что война будет объявлена тебе, царь, Дельфийским оракулом, а не Крезом.

— Войну объявят мне эллинские боги или же только одни прорицатели? — однажды мудро вопросил Кир.

Я смутился, осознав, что начинаю думать по-персидски, а не по-эллински, и ответил так:

— Многое зависит от того, какой ответ нужен самому Крезу. Захочет он воевать с тобой, царь, или нет.

— Значит, свои удачи он хочет приписать себе, а неудачи свалить на предсказателей. То есть на эллинскую Судьбу? Или же он надеется купить на золото свое бу­дущее?

Кир ставил меня в тупик.

— Возможно, мне удалось бы ответить на эти вопросы, царь,— вполне по-эллински уклонился я от неясной для меня правды, а заодно и от льстивой лжи,— если бы знал наверняка первое: нужна ли война тебе, царь,— и второе: нужна ли война Крезу.

Был холодный зимний вечер, и мы сидели около жаровни, полной углей. Кир отвел взгляд и долго смотрел на эти лиловые от жара угли. В его глазах светились яркие огоньки.

— Персы пока не так многочисленны, чтобы удержать весь мир,—тихо проговорил он,— Боюсь, как бы они не рассыпались горстью проса по широкому полю...

Эти слова он произнес через год после взятия Эктабана и за три года до взятия Сард, столицы Лидийского царства.

— Крез очень богат...— начал я, но царь персов перебил меня:

— В одном не сомневаюсь: больше всего война с Лидией нужна Астиагу. Он все помнит. Он помнит сон про дерево, выросшее из лона моей матери. Ему уже нечего страшиться и нечего терять. Он хочет проверить предсказание магов. Если Лидия падет, он будет доволен волей богов. Астиаг рад, что теперь можно нарушить мирный договор с Лидией. Поручителями договора был Вавилон и вы, эллины. Гнев поручителей падет на меня, а не на него. Если победа останется за мной, то он сможет насмехаться над Вавилоном. Если победит Крез, то у моего деда появится надежда вернуть себе трон. Астиаг хочет проверить мои силы.

— Не ведет ли Астиаг тайную переписку с Крезом?

— Ты, как всегда, понятлив, Кратон,— улыбнулся Кир,— Я хочу, чтобы на этот вопрос ответил мне ты сам... Крез богаче всех царей. У него хватит золота, чтобы купить себе у ваших предсказателей хорошую судьбу. Ты, эллин, должен первым узнать их ответ.

Большие труды взвалил на меня царь персов в тот год. Собирая сведения, дважды побывал я в Эфесе. Родной Милет был рядом, но я все еще страшился там показываться. Один раз завернул за слухами и в Сарды. В царском дворце Эктабана дел было тоже невпроворот.

Да, против всяких его ожиданий, Судьба внезапно воз­несла Кратона на такую высоту, о которой он никогда не грезил.

Да, отныне я мог по праву считать себя приближенным великого царя. Но теперь мне приходилось в немыслимой спешке покрывать огромные расстояния. Возвращаясь в очередной раз в Эктабан, я уже на третий день обязан был докладывать царю о том, чем промышляют его мидийские писцы по тайному приказанию Астиага. И вот я уже начинал жалеть о тех приятных временах, когда мы с Азелек и простодушным Иштагу пробирались козьими тропами к опасному врагу, теперь казавшемуся столь незначительным.

Моя вторая «охотничья» вылазка в Сарды оказалась очень успешной: удалось подстрелить «жирного зайца». Я выследил и перехватил гонца, отправленного Крезом в Спарту. Крез пытался заручиться поддержкой спартанцев и прямо вопрошал, во сколько обойдутся ему военные услуги Лакедемона. Кроме того, в своем послании он упо­минал о дружеских связях с фараоном Амасисом. На Западе стала собираться туча, и я, поспешив в Эктабан, загнал в дороге двух жеребцов, а потом со всех ног взбежал по ступеням царского дворца.

Я очень обрадовался, что меня с нетерпением ждут. Стражники выскочили мне навстречу и так же бегом про­водили к царю. Пыль лидийских дорог сыпалась с моего гиматия на дворцовые полы.

— Царь! — воскликнул я, увидев Кира.— Важные вести!

Кир, однако, поднял руку, останавливая мой порыв.

— Умерь пыл, Кратон, и слушай.