— Готов дать царю клятву стать ему верным слугой до конца жизни! — И я был уверен, что изрекаю истинную правду, глядя прямо в светлые, проницательные глаза повелителя персов.
— Клятвы не нужно.— Небрежным жестом Кир как будто смахнул мою клятву с того места, где остались кости,— Довольно жертвы. Принеси жертву на этом камне. Очисти кровью это священное место от вашей колдовской Судьбы.
Тут же привели овцу, и я принес очистительную жертву.
Так спас меня царь Кир. Так началась моя вторая жизнь.
Там же, в ущелье, под пологом тумана началась моя новая служба.
Войска царя Астиага уже восьмой день двигались на юг, в сторону Пасаргад, и никто не знал ясной цели этого похода. Во главе армии стоял тот самый Гарпаг.
Кир повелел мне проникнуть к Гарпагу и выяснить его намерения. Я пообещал Киру, что в случае, если мидяне меня поймают, признаюсь им вавилонским лазутчиком и выдержу все пытки, а про себя думал, что более надежного и ловкого лазутчика, чем Кратон, персидскому царю не найти во всей Азии. И к тому же мне не меньше, чем самому Киру, хотелось порасспросить Гарпага о тайнах и замыслах, как его собственных, так и его мидийского повелителя.
На этом завершаю первую историю и начинаю вторую историю о том,
КАК ЦАРЬ КИР СПАС ЦАРЯ МИДИИ АСТИАГА
ОТ УНИЖЕНИЯ И СМЕРТИ,
А ЕГО СТРАНУ — ОТ ГУБИТЕЛЬНЫХ
МЕЖДОУСОБИЦ
Царь Кир повелел мне отправляться в путь прямо из ущелья, расположенного в двадцати стадиях от Пасаргад. Мне дали одежду, пропитание на несколько дней пути и доброго коня.
— Тебе нужен верный проводник, знающий горы и кратчайшую дорогу. Выбирай любого.
И царь обвел рукой своих всадников, стоявших в ущелье с двух сторон от нас.
Казалось, и выбирать не надо — ткни пальцем наугад. Все крепки, статны, могучи. Каждый — с виду Аякс. Haступит день, когда таких отборных телохранителей станет у царя ровно десять тысяч. Теперь их именуют «бессмертными», поскольку в случае гибели любого из них на его место в строю до истечения дня должен встать новый воин. Ныне «бессмертные» ходят в золотых одеяниях, в ту пору, когда их насчитывалось всего три десятка, одевались они в темные грубые шкуры, вывернутые мехом внутрь.
Итак, все были хороши, но чересчур мрачны. Поэтому я попытался сделать верный выбор, полагаясь на чутье.
Я осмотрел один фланг, потом — другой и подумал, что рассержу царя своей разборчивостью. Все воины поглядывали на меня безо всякой приязни.
Но вдруг я почувствовал на себе чей-то взгляд, пристально меня изучавший, и с изумлением заметил маленького всадника, словно таившегося поодаль, за могучей конницей. Он следил за мной, как следят за врагом из леса.
Стоило сделать шаг в сторону, как он тоже сдвинулся, уже явно прячась за одним из могучих великанов. Такая игра мне понравилась — победить в ней было куда легче, чем в игре в кости с царем. Два обманных движения — и вот он на миг открылся весь моему взору.
Всадник оказался юн и на вид хрупок, а главное — не перс, а выходец из скифских степей. Маленький, совсем юный скиф, одетый по-степному — весь в коже с головы до ног, от зимней шапки с длинными ушками до башмаков с кожаными тесемками. Скиф, укутавшийся в очень просторную кожаную накидку с оторочкой из короткого меха по верхнему и нижнему краям. Вместо застежки эта накидка имела спереди несколько прорезей, через которые были пропущены косичками длинные кожаные ремешки.
За спиной у маленького скифа торчал длинный лук.
«Вот этот царский слуга мне подойдет!» — с некоторым ехидством решил я и переспросил Кира:
— Могу выбрать любого?
— Сказано,— ответил царь персов в явном нетерпении.
— Беру того,— указал я в пустой просвет между всадниками, уже уверенный, что смогу объяснить свой выбор.
— Хатиуш,— позвал царь, и вперед, нам навстречу, тронулся всадник, за которым скрывался скиф.
— Того, кто прячется за славным воином по имени Хатиуш,— в полный голос уточнил я.
Хатиуш замер. Царь поднялся со своего походного трона и тоже замер. Трудно было ожидать, что он растеряется.
Отступать было нельзя, и оставалось повторить свой выбор громко и решительно:
— Призываю того, кто так умело прячется в засаде. Такой лазутчик нужен для дела.
И вот через брешь в строю великанов въехал скиф на своем легком, серой масти жеребце.
Одеть бы его так, как эллинские матери одевают своих отроков для выхода в общественные места — несомненно, получился бы настоящий юный Парис. Да, признаюсь, я сразу залюбовался этим степным юношей, его тонкими чертами, красивым изломом тонких бровей, чуть-чуть пухлыми, но при том решительными губами, обличавшими в нем далеко не низкое варварское происхождение. И взгляд его миндалевидных серых глаз удивлял смелостью и достоинством. Разглядев скифа поближе, я определил его возраст в семнадцать, самое большее — в восемнадцать лет.
— Вот такой лазутчик и несомненно меткий стрелок пригодится как нельзя лучше,— и в третий раз повторил я свой выбор, прекрасно понимая по выражению на окаменевшем лице Кира, что для только что помилованного убийцы веду себя с неописуемой наглостью.
Но уж испытывать Судьбу — так испытывать до конца!
— Азал! — резко произнес Кир имя скифа и направил свой перст в сторону бреши.
Дело ясное: он велел скифу вернуться на место. Однако скиф еще раз быстро взглянул на меня с холодным любопытством, затем молниеносно, подобно ласке, спрыгнул с коня и, оказавшись коленопреклоненным перед царем, поцеловал его в широкий узорчатый браслет, туго обхвативший запястье царской руки.
— Царь! — воскликнул скиф высоким и чистым юношеским голосом.— Я поеду! Твое слово, царь!
— Встань! — твердо, но при том с удивившей меня податливостью повелел Кир.
Скиф Азал живо поднялся и легким движением поправил на себе накидку.
Кир посмотрел ему в глаза, потом повернул голову в мою сторону и, не мигая, долго и пытливо смотрел на меня. Казалось, он пытается разрешить какую-то загадку.
Азал стоял перед царем, чуть склонив голову. Снова повернувшись к скифу, Кир властно произнес:
— Мое слово!
А затем указал на коня. И мига не минуло, как скиф взлетел в седло.
— А ты, эллин, подойди ближе,— велел мне царь персов. Я двинулся к нему, полагая, что мы оба испытываем на прочность эллинскую Судьбу.
— Ближе,— велел Кир, стоило мне остановиться в двух шагах от него.
И вот мне пришлось войти в облако его теплого дыхания.
— Кратон, у тебя острый глаз. Да, мне очень пригодится такой слуга, как ты,— почти шепотом произнес он.
Я приложил ладонь к сердцу:
— Благодарю тебя, царь, и прошу прощения, если для честной службы приходится преступать пределы дозволенного.
— Митра — великий хранитель пределов,— сказал Кир.— Учти, Азал со ста шагов попадает стрелой в