и праздника на вилле. Он не упомянул ничего об ее связи с иезуитами не потому, чтобы боялся их, но потому, что не хотел делать это, не зная, как к этому отнесутся Кирш и Елчанинов.
От Туровской он направился прямо к Елчанинову. Последний только что вернулся из казарм со службы и поспешно переодевался, чтобы пойти к Туровской. У них не было условлено, что он придет, но это, по мнению Елчанинова, подразумевалось само собой: куда же было идти ему, как не к ней?
Должно быть, у Варгина лицо от волнения сильно изменилось, потому что Елчанинов сразу, как взглянул на него, спросил:
– Что с тобой случилось?
– Я видел Кирша! – ответил Варгин.
– Вчера ночью?
– Да.
– Значит, его расчет оказался верен, и недаром я сказал тебе вчера, когда ты упорно прощался: «До свидания!» Вот видишь, мы свиделись! Я сказал тебе тоже, что тебя надо спасти.
– От кого спасти? – уныло, потупя взор, протянул Варгин.
– От этой женщины, – пояснил Елчанинов.
– Эта женщина уже умерла.
– Да не может быть? – удивился Елчанинов. – Когда же?
– Сегодня утром ее нашли мертвой.
– Так и есть, отделались!
– Что ты хочешь сказать этим?
– То, что означает это слово на языке иезуитов: она стала неугодна им, и они отделались от нее. Быстры они в таких делах. Ты что же, был у нее на вилле сегодня?
– Нет, я дал слово Киршу не ходить к ней, – уныло ответил Варгин.
– Откуда же ты знаешь?
– Сейчас я был у Туровской и там видел чиновника от генерал-губернатора.
– Зачем он был там?
– Узнавать о леди. Он расспрашивал о знакомстве Веры Николаевны с леди Гариссон.
– Ну, и что же она отвечала?
– Что она познакомилась с ней через своего жениха, маркиза де Трамвиля.
– То есть бывшего жениха! – поправил Елчанинов, осматриваясь в зеркало и обдергивая на себе мундир.
– Она не сказала «бывшего», – возразил Варгин, – она просто назвала маркиза «мой жених».
Елчанинов, как был, повернулся и остановился.
– Ты сам это слышал? – переспросил он.
– Сам, своими ушами.
– Ты врешь! Она не могла сказать так после того, что было между нами!
– Я не знаю, что было между вами, но только повторяю тебе, что сам слышал, как она назвала чиновнику маркиза своим женихом.
– Да что же это, да как же? – заговорил Елчанинов, вдруг совсем растерявшись. – Что же, она смеется, что ли, надо мной?
– Самое лучшее: советую тебе, пойди сам и спроси у нее.
– Никуда я не пойду, ничего не хочу спрашивать! – воскликнул Елчанинов и как бы в доказательство своих слов расстегнул вдруг мундир, быстро сорвал его с себя и кинул.
– Да чего ты так вдруг забеспокоился? – удивился Варгин.
– Да как же! – размахивая руками, стал рассуждать Елчанинов. – Как же она еще вчера вела так себя со мной? Словом, после того, что было между нами... – Он вдруг сел и опустил голову. – Вру я все, – неожиданно решил он, – ничего не было между нами! В самом деле, что случилось такого особенного? Ну, она была мила со мной, ну, я ей говорил что-то, но ведь ничего положительного она не ответила мне. Я ее о маркизе не спрашивал; может быть, спроси я ее, она мне прямо так и сказала бы, что он ее жених. Но тогда все-таки она не должна была слушать мои слова, да и сама говорить иначе. Ведь это – кокетство с ее стороны! Варгин, ведь это – просто женское кокетство! Неужели она такая же ничтожная женщина, как и все остальные?
– Как и все остальные! – повторил за ним, махнув рукой, Варгин.
Он думал теперь об «остальных женщинах», которые сосредотачивались все для него в одной, и эта одна была уже мертва. Он сочувствовал приятелю, но не мог воспринять и разделить его горе, у него было свое.
Странное, совсем непонятное чувство испытывал он теперь. Клеймо палача, оказавшееся на руке бывшей леди Гариссон, оттолкнуло его от нее. Кого он любил в ней? Кто была она? Какое прошлое стояло за ней? И, как ни неприятно было ему, он должен был сознаться перед самим собой, что и для него, и для нее лучше было, что она умерла.
– Да, женщина – всегда женщина, – проговорил он. – Ведь и я...