соблазнительный ее образ и тем туманнее делалось все остальное. Он действовал уже как бы машинально, подчиняясь не своей, а ее воле, но действовал вполне, как ему казалось, осмотрительно.
Он сам себе даже удивился, с каким присутствием духа и как хладнокровно вошел он к Елчанинову.
Впрочем, на самом деле, Варгану только казалось так, что по нему незаметно ничего особенного, но Елчанинов сразу заметил, что он совсем не в себе; однако он почему-то и вида не показал, что видел его настроение.
Елчанинов не спал и даже не ложился. Ему наяву грезился такой чудный сон, он так был счастлив и полон своей любовью к Вере, что не мог расстаться со своими думами о ней и не хотел забыться.
– Ты был там, ты знаешь, что случилось, – заговорил Варгин. – Надо спасти ее!
– Надо спасти... – как-то загадочно произнес Елчанинов.
– Ты согласен со мной? Отлично! У меня для этого есть план... мне нужен ключ...
Варгин говорил отрывисто и непонятно, хотя был убежден, что все, что он сказал, было очень складно, убедительно и, главное, ловко.
Елчанинов понял его бессвязные слова и сам даже стал подсказывать ему:
– Тебе нужен ключ от тайного хода в иезуитский дом?
– Вот именно, – подхватил Варгин.
– А знаешь ли ты расположение дома и как пройти в него?
– В том-то и дело, что нет! Но ты мне объясни!
Елчанинов все, до мельчайших подробностей, объяснил ему.
– Так я пойду, – совсем неловко и некстати заключил Варгин, прощаясь с Елчаниновым. – Надо спасти ее!
– Надо спасти тебя! – тихо поправил его Елчанинов.
Варгин понял эти слова по-своему.
– Ну да, и меня, – согласился он, – потому что в ее спасении заключается и мое счастье!
– Ну, иди же! До свиданья!
– Нет, брат, прощай! – вдруг вырвалось у Варгана.
– А я тебе говорю «до свиданья»! – опять поправил его Елчанинов.
Голова у Варгина была совсем не в порядке; он не помнил, как добрел до иезуитского дома, как отворил дверь подземного хода, как шел, словно в бреду, по этому ходу, спускался и подымался по лестнице и как крался по тихим, пустым комнатам и коридорам незнакомого дома. Ему казалось, что все идет, как надо.
Все время он держал в крепко сжатом кулаке стилет, и этот стилет, словно огненный, жег его руку.
Запомнил он все отлично, как объяснил ему Елчанинов. Ход кончался столовой, далее была библиотека, отсюда лестница вниз, надо спуститься по ней на нижний этаж, на нижнем этаже кухня, где живет арап, и вместе с ним, вероятно, также Станислав.
Он захватил у Елчанинова потайной фонарь и этим фонарем освещал себе дорогу.
Когда Варгин оглядывался, то видел, что на стене колебалась его тень. Он не понимал, отчего это, и не мог сообразить, что тень колебалась оттого, что фонарь дрожал в его руке.
Он спустился по лестнице. Дверь в кухню была приотворена, за нею было темно. Варгин приостановился.
«Там спят!» – подумал он.
Чтобы подбодрить себя, он вдруг распахнул дверь; дальше подкрадываться и медлить у него не хватило сил; ему нужно было кончить сразу.
Кухня осветилась фонарем.
Варгин остановился и не крикнул только потому, что крик застрял у него в горле. В темноте, за дверью, в этой кухне, которая из темной вдруг сделалась светлой, сидел у стола, спокойно положив ногу на ногу и глядя прямо по направлению вошедшего с фонарем Варгина, Кирш.
– Это я! – сказал Кирш. – Не пугайся!
Варгин услышал его голос, тот самый, который позвал его с плота на берег, и, не будь этого, он, кажется, рехнулся бы с испуга.
– Тише ты, – сказал опять Кирш вставая, – фонарь уронишь! – И он, – не призрак, а живой, – подошел к Варгину, взял его фонарь и поставил на стол, а потом громко сказал ему: – Знаешь ли ты, что ты пришел убивать не кого другого, как меня?
Варгин замотал головой.
– Нет, оставь это, нет! Я... не пришел... убивать... тебя...
Он разжал руку, державшую стилет, и тот, стукнув, упал на пол.
– Ты пришел убить арапа! – сказал Кирш. – А этот арап – я.
«Это бред! Я сошел с ума! Это бред... где я?» – пронеслось в мыслях Варгана, а губы его в это время прошептали:
– Ты?