Елчанинов приложил глаз к отверстию и увидел Грубера; перед ним стоял склоненный Станислав.

Он жалобным голосом изливал потоки своего красноречия, изредка всхлипывая.

– Пане ксендже, – говорил он, – вы видите, я сам к вам пришел, я вернулся сам, потому что знаю – все едино, вы меня отыщете, и тогда меня постигнет та же участь, какую испытали пан Кирш – да спасет Господь его душу! – и пан художник. И я так подумал себе, что лучше уж пусть меня опять посадят в подвал, чем ежели я должен буду умереть на воле. Пане ксендже, сажайте меня в подвал, делайте со мной, что хотите, я все исполню, что вы станете приказывать, только окажите мне вашу помощь! Я бедный человек, пане ксендже, имел красавицу жену, такую красавицу, что и не рассказать. Она убежала от меня, я искал ее долго, наконец нашел здесь и видел ее сам, своими глазами! Подъезжаю я к подъезду...

– К какому подъезду? – спросил Грубер.

– Пана Варгина, художника, и вижу, стоит карета. Я спрашиваю: «Чья?» – говорят мне: «Леди Гариссон».

– А! Леди была сегодня у художника Варгина! – заметил как бы про себя Грубер.

– Да это не леди вовсе! – почти крикнул Станислав. – Я вам открою ее тайну: это же моя бежавшая жена! Я сам видел, как она выходила! Вы знаете ее; когда я служил тут, я слышал, как называли имя леди Гариссон, да и она была здесь, когда мы с паном Киршем хотели подглядеть из библиотеки! Я ее сам впускал, только не узнал, потому что она была закутана. Пан Кирш хотел показать мне ее, но я не видел, я испугался и убежал, а потом меня схватили и посадили в подвал. Но, если бы я ее увидел, я тогда же сказал бы вам, что это не леди Гариссон, а моя жена. Она обманывает вас, пане ксендже! Накажите ее за это и выдайте мне ее, чтобы она не смела больше обманывать вас, а я вам за это буду слугой, и таким верным слугой, что сделаю все, что вы захотите!

– Погоди, – остановил его наконец Грубер, – скажи мне сначала, как ты вышел из подвала?

– Ах, это, видит Бог, не я, – стал божиться Станислав, – не я! Я бы сам никогда не посмел это сделать! Я знаю, что в этом доме даже стены слышат.

«Это ты правду говоришь!» – подумал Елчанинов, не упустивший в своем тайнике ни одного слова.

– Я знаю, – продолжал Станислав, – что вам, святой отец, все известно, а потому сейчас же прибежал к вам, как только мог, потому что хочу вам служить, ибо вы все можете, а они ничего не могут. Я знаю, вы можете вернуть мне жену...

– Ну да, я уже слышал это! – перебил его Грубер. – Отвечай прямо на вопрос: если ты говоришь, что не сам вышел из подвала, то, значит, тебя освободили!

– Освободили, пане ксендже, насильно освободили, видит Бог!

– Кто?

– Пан офицер; пан Ел-ча-нинов, так, кажется, зовут его? Они все трое встретились с нами, когда с паном маркизом случилось несчастье.

– Так и есть, – проворчал Грубер, – я так и думал! Как же он тебя вывел?

– Не знаю! Он очень сильный, он заткнул мне рот и завязал глаза, взял на руки и понес.

«Слава Богу!» – мысленно обрадовался Елчанинов, что принял эту предосторожность, освобождая Станислава.

– А как же он вошел в подвал?

– Через дверь.

– Она была отперта?

– Нет, он отпер ее, а каким образом – мне неизвестно.

– Что же было потом?

– Потом он отвел меня к себе домой, и мы легли спать. Я чувствовал себя очень усталым и спал долго. Меня разбудил пан офицер и говорит, чтобы я ехал.

– Ты поехал с ним к художнику?

– Вот именно! Вы все знаете, пан ксендже, как знал покойный пан Кирш!

– Ну, и как же ты застал этого художника?

– Он лежал на диване.

– Мертвый?

– Нет, не мертвый! Только ему было очень дурно. Пан офицер заставил меня помогать ему, мы вынесли художника в карету и повезли.

– Куда?

– А вот этого я не ведаю! Мне город совершенно незнаком. Мы его куда-то привезли, какие-то люди помогли вынуть его из кареты, а меня офицер отправил с денщиком к себе домой.

– И ты мне рассказал все, что знаешь?

– Все, пане ксендже, как перед Богом.

– Ну, хорошо! Я увижу, если ты солгал! – сказал Грубер, а затем ударил два раза в ладоши и крикнул: – Али!

Кто вошел на этот зов в комнату, Елчанинов не мог увидеть, но догадался по его имени, что это был, вероятно, новый слуга маркиза, арап.

– Али, – довольно мягко произнес Грубер, по-французски, – вот этот человек говорит, что дверь в подвал была отперта.