оно заключалось не в словах пропуска (Кирш мог догадаться, какие они были), но в двухстах рублях; между тем их не только не имелось у Кирша, но он и не знал еще, откуда возьмет их.

Когда он явился к Варгину и Елчанинову и сказал им, что ему нужно сегодня к вечеру двести рублей, они от всей души, чистосердечно расхохотались, думая, что он шутит.

– Да вы не дерите глотки! – остановил он их. – Я говорю вам, что это вполне серьезно.

– Тем оно смешнее, – заговорил Варгин, – или, может быть, и вовсе грустно, потому что, значит, ты сошел с ума, если серьезно говоришь нам такие вещи.

– Мне нужно достать сегодня к вечеру двести рублей! – процедил сквозь зубы Кирш и стал ходить по мастерской, углубившись в размышления.

Варгин с Елчаниновым махнули на него рукой и задумались каждый о своем или, вернее, о своей.

– У тебя сколько денег? – подошел вдруг Кирш к Елчанинову. – Ты говорил, что получил сегодня.

– У меня теперь тридцать семь рублей с копейками; только это мне на целый месяц, и их я отдать не могу!

– Я и не возьму их надолго. Давай двадцать пять! – сказал Кирш и протянул руку.

Доверие к его гению относительно доставанья денег было такое, что Елчанинов без промедления вынул двадцать пять рублей и отдал их приятелю.

– Ну, теперь идемте! – смело проговорил Кирш.

– Куда? – усомнился Варгин.

– Говорят тебе, иди, – несколько возвысил голос Кирш, – а то мы с Елчаниновым вдвоем отправимся!

Это подействовало на Варгина, и он послушно последовал за Киршем.

Тот повел их по знакомым улицам, но все-таки ни Елчанинов, ни Варгин долго не могли догадаться куда? Наконец они завидели довольно известный, еще с екатерининских времен, домик, где содержался игорный притон.

Несмотря на строгие порядки нового царствования, по которым с девяти часов вечера повсюду должны были тушиться огни, здесь круглые сутки, то есть день и ночь, шла азартная игра.

«Неужели он сюда? – мелькнуло в одно и то же время у Варгина и у Елчанинова. – Да нет, не может быть!» – усомнились они, зная характер Кирша, никогда не пускавшегося в денежных делах на рискованные предприятия.

Но Кирш входил в это время в дверь игорного дома, и приятели последовали за ним.

Большая игорная комната была полна народом, и, несмотря на отворенные окна, в ней стоял синий табачный дым, пахло вином и было душно. Окна выходили, разумеется, не на улицу, а куда-то в сад, пустынный и запущенный.

Посреди комнаты стоял большой, обтянутый зеленым сукном стол, и на нем возле счастливцев, которым везло, лежали груды золота и кредиток; проигравшиеся стояли кругом и лихорадочно-воспаленными глазами жадно следили за перипетиями игры, как голодные смотрят сквозь окна магазинов на лакомства, приготовленные для других.

Двое (один из них был старик), видимо, проиграли уже много и ставили на карту последнее, волнуясь и трясясь, не видя ничего кругом и не понимая.

Тут были люди и почтенные, и совсем молодые, и аристократы, и средние люди, но все они, забыв и воспитание, и разницу возрастов и положений, уравнивались каким-то животным чувством страсти, единственно выражавшейся на их лицах.

Один банкомет, бесстрастно и как будто машинально делал свое дело, отрывая карты от приколотой кинжалом к столу колоде и кладя их направо и налево. На лице его была видна только усталость, но глаза внимательно следили за играющими, делавшими ставки, и привычные руки методически загребали проигрыши в банк.

Банк был довольно значительный, и в нем лежала порядочная куча денег.

Разговоров почти не было, слышалось как будто одно общее тяжелое и напряженное дыхание.

Самая крупная ставка была на восьмерке; все, видимо, ждали ее, с нетерпением следя, куда она ляжет: направо или налево?

«Нет! – решил Елчанинов, не спуская взора с Кирша. – Если он вздумает ставить, я его не пущу, так-таки прямо силой и не пущу!»

Им случалось всем втроем бывать в этом доме, но больше для того, чтобы покутить; случалось и поигрывать, но только так себе, без всякой цели, на небольшие и шальные деньги, которые не жалко было оставить.

Теперь, если Кирш задался целью на двадцать пять рублей выиграть двести, выходило совсем другое; положим, он мог и выиграть, но мог и проиграть все двадцать пять рублей, а это, по тогдашнему времени, была, вообще, сумма довольно порядочная, для Кирша же – и очень крупная. На такой риск он не мог и не должен был идти по своим средствам, и Елчанинов твердо решил не допускать подобного безумия.

Восьмерка была бита.

Банкомет потянул бывшую на ней ставку и вдруг, прежде чем Елчанинов мог опомниться, Кирш кинул все двадцать пять рублей на стол, но не на то место, где делали ставки, а под руку банкомета, загребавшего деньги в банк.

– Это что же такое? – спросил банкомет.

– Мой проигрыш! – хладнокровно ответил Кирш.

– Но ведь вы не ставили денег на карту? – еще более удивился банкомет.