сейчас, сидя в широком кресле и кипя от бешенства, он смотрел на Марфу взглядом удава перед добычей, матерился через каждую секунду и задавал один и тот же вопрос: «Так мы будем снимать или мы не будем снимать?» После очередного такого «ремейка» Марфа тоже выматерилась, демонстративно села на краешек стола, перекинула ногу на ногу, посмотрела с улыбкой гюрзы на Джигу и проговорила по слогам:

— Я этого не знаю, уважаемый господин Джига.

Барчук, находящийся тут же, поперхнулся минералкой, которую он с утра поглощал в больших количествах, а Демьян схватился за сердце, потом помассировал вздувшуюся печенку, а после жалко улыбнулся и пробормотал:

— И чего теперь?

И после этого вопроса Марфа вдруг успокоилась, слезла со стола, обошла его, села в свое кресло и, подняв подбородок, своим обычным уверенным взглядом посмотрела сначала на Барчука, потом на Демьяна, а потом на Лиду Ефремову, которая, забившись в проем между шкафом и ксероксом, молила только об одном — чтобы о ее присутствии здесь забыли.

— Во-первых, переносим съемки на вторую половину дня, — сказала она.

Джига икнул.

— Ничего, заплатишь жюри за переработку, — сказала Марфа. — Пусть до трех часов погуляют по окрестностям, воздухом подышат, искупаются, в конце концов. Не думаю, что они не обрадуются такой возможности.

— Но Зон… — простонал Джига. — Я его с таким трудом уломал. Я его с заседания Думы выдернул.

— На его месте я бы сказала тебе за это «спасибо», — усмехнулась Марфа. — Но если ты так его боишься, я могу сама с ним поговорить.

— Очень хорошо, — Джига воспрянул духом. — А твои артисты придут в себя к трем часам?

— Артисты придут в себя к трем часам? — тоном барыни-самодурки спросила Марфа у Лиды.

— Я… Д-да… — Лида Ефремова часто-часто закивала головой. — Только вот Ласточкина… Я не уверена…

— Ну, это мы врачей попросим ее в чувство привести, — сказала Король. — Что еще? Прокурор и компани. Этот вопрос тебе, Демьян, придется взять на себя. Попроси их еще раз, чтобы они не дергали никого из наших до съемок. После — сколько угодно.

— Я уже просил, — Джига развел руками, но уверенность генерального продюсера канала начинала возвращаться к нему.

— Просто так просил? — Марфа пристально посмотрела на Джигу.

— А что ему я тоже должен проплачивать простой? Как звездам мирового уровня типа Зона? — взвился Демьян. — Он говорит, что промедление в расследовании может позволить преступнику скрыться. Сунь я ему в лапу, он расценит это как укрывательство или, как правильно? Покрывательство? Слушай, ну почему ты мне ничего не сообщила о втором убийстве? Почему не сказала, что у Гриши отпечатки пальцев снимали? И вообще…

— Лида, вы свободны! — резко проговорила Марфа. — Готовьте артистов. Делайте, что хотите: бейте, парьте в бане, жарьте. Но чтобы в три часа они пели лучше Агутина и Варум. — А когда Ефремова, облегченно переведя дух, выскользнула из офиса, посмотрела в упор на Демьяна. — Укрывательство- покрывательство, говоришь? А может быть, Демьян, ты действительно покрываешь преступника? А может быть, это ты сам расправился с Вениамином? Ведь, оказывается, у вас был общий бизнес. Только почему-то я узнаю об этом от следователя, а не от тебя и не от своего мужа. Не скажешь, отчего так?

— Ты узнала от следователя, что у нас был общий бизнес? — сипло произнес Джига. — Но… это невозможно…

Марфа удовлетворенно перевела дух. Она не «узнала» от следователя, что Веня вложил немалую сумму в проект «Звездолет». Перепелкин просто задал ей вопрос: а не финансировал ли частично ее покойный муж съемки проекта? Она ничего об этом не знала, но вопрос показался ей резонным. Вениамин несколько раз говорил ей, что только благодаря ему, съемки будут происходить под Петербургом, и только благодаря ему, осуществлять практическую сторону проекта доверили ей. Что означает это «благодаря ему»? Красноречием своим, что ли, он уломал Джигу? Смешно. Ораторское искусство на Дему впечатления не производит. А вот если он вложил какие-то средства, что, конечно, мог себе позволить, тогда совершенно другое дело. Сейчас, «пытая» Демьяна, Марфа просто брала его «на пушку». Но кажется попала в цель.

— Что невозможно? — прищурившись, спросила она. — Что следствие в курсе всех твоих дел? Почему же? Ты думаешь, что все следователи и менты такие же тупые, как в сериалах, которые ты строгаешь со скоростью лесопилки? В этом твоя большая ошибка.

— Да нет, я не об этом… — совсем растерялся Демьян. — Зачем мне убивать своего партнера? Что я — идиот?

— Ну как, — Марфу охватило вдохновение. — Во-первых, теперь можно ни с кем не делиться. Ведь супруга покойного, она же наследница, ничего не знает о вложении мужа. Во-вторых, какой драматический сюжет образовался в самом проекте. Никогда не забуду, как ты нахваливал меня за то, что мы сняли все, что было связано с убийством Вениамина. А не ты ли настоял, чтобы этот сюжет пошел в эфир? А как ты хвалил меня за мужество… Ведь это была не моя идея — рассказать зрителям об убийстве поэта-песенника. Все думают, что — моя, и считают меня монстром. Мне наплевать, кем они меня считают. Я, может быть, тоже сообразила бы пустить «криминал» в эфир. Но первым, Дема, додумался до этого ты.

— Ну и что, что первым? — совсем по-детски жалобно спросил Джига. — Не думаешь же ты, что я это убийство задумал, чтобы потом показать его телевизионной аудитории? До этого ни один сумасшедший не додумается.

— Может быть, сумасшедший и не додумается, — презрительно пожала плечами Марфа. — А ты у нас очень даже здравомыслящий.

— Бред какой… — пробормотал Джига. — Я цивилизованный человек. И… я давно хотел тебе сказать… то есть сегодня хотел сказать, что теперь ты мой партнер… как наследница…

— Это мне следователь сказал, а не ты, — жестко произнесла она. — А теперь иди и говори с прокурором. Это ведь и в твоих интересах, чтобы сегодня съемки прошли нормально.

— Ладно, — кивнул Демьян. — Только… Ты будешь смеяться, но я никогда не проплачивал прокурора. Какая у них такса?

— В этих вопросах я плохой консультант, — усмехнулась Марфа.

Когда Демьян, тяжело покряхтывая и поддерживая свой необъятный «пивной живот», вышел, Марфа сникла и беззащитно взглянула на Григория. Такой ее взгляд он видел впервые.

— Кажется, все разваливается, — сказала она тихо. — Хотя никто об этом и не догадывается. Не нужно было продолжать, когда Веня умер. Ведь понятно, что такие события не проходят бесследно в детских душах. Вот они и пошли вразнос. А если артисты не тянут, то никакой профессионализм сценаристов и режиссеров не спасет.

— Я бы не рассматривал ситуацию так драматично, — сказал Барчук, впервые ощущая себя с Марфой настоящим мужчиной — то есть особью, в поддержке которой нуждается женщина. — Хотя ты их и ругаешь, но некоторые из них вполне смогут стать неплохими артистами. Пусть не эстрадными — киношными, сериальными… Ты их многому научила. И другие дрессировщики — тоже. А дурь всякая с возрастом проходит. Будет нормальная работа, забудут они и о сомнительных развлечениях, и о пиве с портвейном вперемешку. Да и вообще должен тебе сказать, что пьют и курят из них единицы. Остальные обходятся кофе с молоком и безопасным сексом.

— И ночными драками, — вздохнула она. — Слушай, ты ведь в деревне детство провел. Неужели деревенские без драк никак обходиться не могут, даже когда в крупный город приезжают?

— Во-первых, Репино, а вернее, территория, отведенная для съемок, — не такой уж и крупный город, — рассмеялся Барчук. — Во-вторых, Петров — не из деревни, а из поселка городского типа. А в- третьих, он не дрался. Он гнался за преступником. А тот ему в глаз дал. Скажи спасибо, что не убил.

— Увижу, обязательно скажу, — мрачно проговорила она. — А почему Петров гнался за преступником? Ты, похоже, об этой истории знаешь больше. Следователь мне ничего не говорит, Петров молчит, как партизан, Кошелкина — как партизанка.