мексиканских сериалов. На Ежика больно было смотреть. Он почти не двигался и, ссутулившись, еле-еле открывал рот. Глория почти добралась до кулисы и собралась нырнуть в нее, но тут грубый голос одного из членов комиссии (Глория не разобралась, чей) остановил зрелище.

— Стоп! Макс, давайте уже перейдем к сольникам. — Фонограмма тотчас оборвалась, а исполнители, словно захлебнулись — смолкли и застыли. Лишь реактивная дама «а ля примадонна», похоже, во что бы то ни стало, решила исполнить песню до конца.

— Мы не бабушки еще, мы не дедушки!.. — орала она.

— Спасибо, милая! — гаркнул Барчук. И вполголоса выругался.

У Глории защемило сердце. Она никак не могла подумать, что ее «Гришенька» может так ругаться. А он во всеуслышание продолжал:

— Ну что ты будешь делать? В каждой дыре найдется какая-нибудь неадекватная мадам. Макс, вы что, не могли отсеять явно непригодный материал заранее? Зачем вы выпустили на сцену эту бабушку?

— Я попрошу! — взвизгнула дама.

— Нет, это я вас попрошу! — снова рявкнул Барчук. — Покиньте сцену. Считайте, что конкурс для вас закончен. И вообще — для многих тоже. Для сольного исполнения я прошу остаться двоих. Вот вы, и вы… Остальные свободны.

В смешанных чувствах Глория повернулась к кулисе. С одной стороны, она испытала огромное облегчение оттого, что для нее все закончилось. С другой, ей очень не понравилась манера Барчука. Пожалуй, это было очень сильным разочарованием…

— Куда?!! — закричал Барчук. — Я же сказал вам остаться. У вас что — медвежья болезнь? Да, да, вам говорю! Девушка в зеленом!

Глория непроизвольно оглянулась. Барчук явно что-то напутал. Не было в «десятке» девушки в зеленом. Были семь парней, Галка, разрумяненная дама и она, Глория…

— Куда, дура! — громко зашипела Галка. — Он велит тебе остаться.

Ей? Ну, да… Ведь и вправду она в зеленом. Юбка зеленая и блузка салатового цвета. Или правильнее говорить — «салатного»? Но ведь этого не может быть. Зачем Барчук ее оставляет?

— Если кто-то не понял, — провозгласил распорядитель, — остаются Глория Кошелкина и Сергей Петров. Они сейчас будут исполнять сольники. Сообщите нашему маэстро, что вы будете петь.

На сцену поднялся сухонький старичок, прошел к роялю, стоящему в углу сцены, и вопросительно посмотрел на Глорию. Глория вспомнила, что у этого рояля западали некоторые клавиши, от чего впечатление от любого концерта, проходящего в Доме культуры, бывало испорченным. «Вряд ли он сумеет саккомпанировать арию Татьяны без нот, — подумала она. — О боже! Неужели я все-таки собираюсь петь? Но как же Галка? Почему ее не попросил остаться Барчук? Все-таки он что-то перепутал».

Словно прочитав ее мысли, Галка подала голос.

— Простите, пожалуйста, а я могу исполнить соло? — медовым голосом проговорила она, обращаясь в зал. — Григорий Сергеевич, я ведь в Москве до третьего тура дошла в театральное.

— В «театральное»? — выкрикнул Барчук. — И в какое же «театральное» проходят до третьего тура такие дамочки, как вы? Уж, не Коля ли, Хоменко курс набирал? Известно, что у него страсть к пышнотелым девицам. Хорошо ума хватило на курс вас не взять. До третьего тура только полюбовался.

В комиссии рассмеялись. Грубо, как деревенские мужики на базаре. Глории стало обидно за подругу.

— А при чем здесь фигура? — звонко выкрикнула она и со злостью уставилась прямо в переносицу Барчуку, благо глаза к яркому свету стали постепенно привыкать, и насмешливое лицо «Гришеньки» ей прекрасно было видно. — Может быть, у человека талант? А вы его и проверить не хотите!

Хохот смолк. И улыбка с лица Барчука сползла.

— Талант? — растягивая гласные и слегка оттопыривая нижнюю губу, серьезно проговорил он. — Дорогая Глория Кошелкина, да будет вам известно: талант за версту виден. И сразу. А за всяких бездарей заступаться не советую. Даже если это ваши лучшие друзья. Дело это неблагодарное. И никому не нужное. Сколько раз я таких артистов жалел. Клипы с ними снимал. А потом волосы на себе рвал. Видите, все вырвал. Ни одного не осталось.

— Каждый может ошибаться, — тихо, но упрямо сказала Глория.

— Это я в курсе, — вновь совершенно серьезно сказал Барчук. — Вот про вас и этого мальчика я еще не знаю, ошибаюсь или нет. Может, у вас и слуха-то нет. Потому что я не слышал, как вы пели. Но шанс у вас с Сережей Петровым есть. И талант есть. А воплотите вы его или нет — от вас зависит. Что касается девушки с пышными формами, я могу, конечно, кое-что посоветовать. Ей не о сцене надо мечтать. А о хорошей, нормальной профессии. И о добром, непьющем муже. Если на сцену полезет, окажется во всем известном месте. Поверьте моему опыту, Глория.

Внутри у Глории в который раз все перевернулось. Любимый «Гришенька», в котором она уже тысячу раз успела разочароваться, разговаривал с ней всерьез. Прямо, как папа, когда ей было три-четыре года. Он разговаривал именно таким тоном. Грустным и серьезным. Потом папа погиб. Трагически. Под колесами дрезины. Некоторые «добрые люди» говорили, что погиб он «по пьянке». Глупости говорили. Нет, конечно, папа не был трезвенником. Но чтобы пьяным под колесами пропасть — ерунда все это. Тогда Глория была маленькая, не могла провести следствие. Но, повзрослев, стала подозревать — папа погиб не просто так. Кому-то он дорогу перешел. Знать бы кому… А мама… Мамы сроду у Глории не было. То есть, теоретически, наверное, была. Но ни папа, когда она была маленькая, ни бабушка никогда о ней ничего не говорили. Нет, бабушка, конечно, пыталась убедить внучку, что ее мама была хорошей, доброй женщиной, умершей во время родов. Но то, как она при рассказе отводила глаза, убеждало Глорию, что ее мама просто, наверное, бросила папу. И отправилась искать счастье. Во всяком случае, шестое чувство подсказывало Глории, что мама жива, но знать о дочери ничего не хочет…

— Будем петь! — вдруг решительно выкрикнул Барчук. — Сначала Сережа, потом вы, Глория. Не будем заморачиваться с аккомпанементом — я в курсе, что рояль здесь не успели настроить. Маэстро, отдыхайте. Ребята, валяйте, а капелла.

Глория знала слово «а капелла» и ужаснулась. Петь без сопровождения? А как же Сережа? У него всегда по пению тройка была…

Но Ежик неожиданно выступил вперед и ломким голоском выкрикнул:

— Я тебя никогда не забуду!

— Оч-хорошо, — кивнул Барчук, как показалось Глории, несколько разочарованно.

Сережка запел. А Глория в который раз за этот день поразилась. У Ежика оказался дивный по чистоте баритон. Господи, как он пел! Лучше Смеяна, Петкуна и Маршала. И даже лучше Караченцева. Он почти не двигался. И даже плечи не расправил. Но пение его по-настоящему брало за душу. А когда он дошел до слов «И качнутся бессмысленной высью…», у Глории слезы на глаза навернулись. Чужая, несчастная любовь, окончившаяся словами «Я тебя никогда не увижу» в исполнении Ежика достигала самых потаенных глубин души. Может быть, и ей предстоит именно такая любовь? Ой, как бы не хотелось! С другой стороны, если любовь настоящая и сильная, разве что-то имеет значение? Даже смерть…

— Лорка, ущипни меня, — раздалось над самым ухом.

— Зачем?

— Это сейчас Ежик пел? — спросила Галка.

— Угу.

— Ты уверена?

— Ты же сама видела, — вздохнула Глория. — Оказывается, Сережка у нас — талант. А никто, кроме Барчука, этот талант не прозрел.

— Да, нехило, — тоже вздохнула Галка. — Ему тоже надо было в театральное поступать. Там у мужиков конкурс значительно меньше. Хотя… ведь ему это не надо, правда? Он у нас технический гений. Зачем ему сцена? Разве что из-за тебя. Не удивлюсь, если ты сейчас тоже что-нибудь этакое выдашь.

В голосе Галки послышалась явная зависть.

— Ничего я не выдам, — недовольно проговорила Глория. — Чудес не бывает.

Она плохо помнила, что и как происходило в те три-четыре минуты, когда она пела. И что чувствовала в это время, напрочь забыла. В памяти осталось другое — пронзительные, удивленные глаза Барчука (непостижимым образом она решилась взглянуть на него по окончании выступления) и звенящая