подальше от воющих волков и запаха крови. Она даже не заметила, как оказалась в долине, по ту сторону ущелья. Охваченная ужасом, она не оглядывалась и не слышала других звуков, кроме стука собственных копыт. Поэтому, обогнув большой камень у входа в долину, Искальда застыла как вкопанная, едва не столкнувшись с толпой всадников.

Ксандимцы! Ее родной народ! Ошарашенная, Искальда быстро узнала прежних друзей и подруг. Устыдившись своего изгнанничества и своего животного страха, который выглядел беспричинным, она быстро развернулась и бросилась обратно, но какой-то вороной конь вырвался вперед и поскакал вдогонку. Одного взгляда на него ей было достаточно, чтобы понять: случилось то, чего она боялась. Это был Фалихас!

Испуганная неожиданной встречей с бывшим женихом, Искальда даже не обратила внимания на какого-то незнакомца, сидевшего верхом на вороном коне.

Но первый страх, придавший ей сил, постепенно стал проходить, и Искальда почувствовала усталость и холод. Черный жеребец уже догонял ее. Расстояние между ними быстро сокращалось. И вдруг чья-то рука ухватилась за веревку, которую нацепил ей на голову этот несчастный казалимец, и резкая боль в шее заставила кобылу остановиться.

— Тпру, тпру, милый, тише. Это же девочка. — Не выпуская веревки из рук, всадник спрыгнул со спины хозяина и подошел к Искальде. Искальда отпрянула, возмущенно фыркнув. Этот маленький жилистый человек не был ксандимцем! Как же Фалихас позволил оседлать себя чужеземцу? А незнакомец тем временем гладил ее, и его воркующий голос звучал ласково, но язык был совершенно незнакомым. Искальда поглядела на Фалихаса, недоумевая, почему он не принял человеческого облика.

— Он не может этого сделать. На него наложено такое же заклятие, что и на тебя.

Искальда яростно заржала, увидев ненавистного Эфировидца. Она вырвалась от чужестранца, едва не сбив его с ног, и, не помня себя от гнева, бросилась на Чайма. Но тот не отскочил в сторону, а поднял руку и начал произносить заклинание.

И вот четыре ноги Искальды внезапно превратились в две, и от неожиданности она упала лицом в снег. Ошеломленная, девушка приподнялась на локтях и увидела свои руки — человеческие руки! — и заплакала от радости. Когда Искальда вновь подняла голову, то увидела, что Чайм протягивает руку, чтобы помочь ей встать. Он смотрел на нее виновато и сочувствующе.

— Фалихас — больше не Хозяин Стад, — тихо сказал Эфировидец. — Я давно ждал этого дня. Ты была на моей совести с самого начала твоего изгнания. Добро пожаловать назад, в Ксандим, Искальда.

Не обращая внимания на протянутую руку, Искальда бросила на него холодный взгляд.

— А как Шианнат? — спросила она.

— Для него изгнание тоже окончено, — ответил Эфировидец. — Но где же он?

— Свет Богини! — Искальда вскочила на ноги. — Я же оставила его в башне, с этой женщиной.

— С женщиной? — Чайм вдруг сосредоточенно нахмурился. — С какой? С пленницей? Искальда кивнула:

— Откуда ты знаешь?

Но Чайм уже не смотрел на нее.

— Паррик! — крикнул он. — Кажется, мы нашли ее.

В горном ущелье войско Ксандима встретило Шианната в облике коня. Ему все-таки удалось одолеть второго крылатого врага на крыше башни. Встревоженный шумом, Шианнат поглядел вниз и увидел, как волки истребляют отчаянно сопротивляющихся воинов Харина и как мчится в лесок белая кобыла. Он тут же полез вниз, забыв и об Ориэлле, и о Яауре — обо всем, кроме любимой сестры. Когда он слез, внизу уже не было ни волков, ни стражников, и Шианнат тут же превратился в коня и галопом помчался вслед за Искальдой, по ее следам на снегу.

Достигнув ущелья, Шианнат в удивлении остановился при виде конного войска, двигавшегося навстречу. Изгнанник никак не мог решить, бежать ему или остаться, как вдруг знакомый, родной голос, который он и не чаял больше услышать, окликнул его по имени.

— Искальда! — вскричал он, забыв, что сам еще не принял человеческого облика. Слово, которое он хотел сказать, прозвучало, как радостное ржание, и Шианнат поспешно превратился в человека и бросился навстречу бегущей к нему сестре.

Все это было похоже на сон. Узнав, что он больше не изгнанник, Шианнат в изумлении уставился на своих соплеменников. Эфировидец рассказывал ему о переменах в Ксандиме, происшедших за время изгнания Шианната, а прильнувшая к брату Искальда широко улыбалась, глядя на его изумленное лицо.

Вдруг от толпы отделился кривоногий лысоватый человек.

— Где Ориэлла? — спросил он грозно.

Хотя незнакомец явно говорил на чужом языке, Шианнат почему-то понимал его слова и догадался, что Эфировидец каким-то чудесным способом переводит незнакомую речь.

— Ориэлла? — Шианнат растерялся. — Но откуда… Чужестранец нахмурился:

— Довольно, сейчас мы не можем терять времени попусту. Покажи нам дорогу к башне, о которой говорила твоя сестра.

Он повернулся и в одно мгновение очутился на спине огромного вороного жеребца — а это был не кто иной, как Фалихас, принявший вид коня.

— Ну, как тебе нравится наш новый вождь? — тихонько посмеиваясь, спросил шепотом Чайм.

Шианнат раскрыл рот от удивления:

— Это и есть новый Хозяин Стад? И он победил Фалихаса? Как же это случилось? Чайм пожал плечами:

— Мы живем в странное время, друг мой, во время перемен. Но по крайней мере по милости Паррика вы с Искальдой смогли вернуться из изгнания.

— Вы что, целый год собираетесь здесь торчать? — рявкнул на них новый Хозяин Стад, и Шианнат покраснел, вспомнив, что оставил Ориэллу на милость волков. Не теряя времени, он превратился в большого серого коня и, подождав, пока Искальда усядется на него, галопом помчался туда, откуда только что прискакал.

Ориэлла проснулась. Ее мучила какая-то смутная тревога, что-то вроде забытого ночного кошмара. Но она не могла» да и не хотела вспоминать, в чем там дело. Словно еще во сне видела она стены из грубого серого камня, коптящий факел, укрепленный в щели, пятна сажи рядом с факелом, догорающий огонь в очаге. Но в основном ее мучили чувство боли и неудобства и потребность облегчиться. Она встала и направилась туда, где в углу была канализационная труба, по-прежнему стараясь ни о чем не думать. Думать ей пока нельзя, если она не хочет сойти с ума…

Держась за стенку, Ориэлла осторожно подошла к очагу, где грелась чаша с водой и лежали чистые тряпки. Шаг за шагом, сосредоточив свою волю, она приступила к исцелению собственного тела. Это давалось волшебнице с трудом, она была еще очень слабой.

И тут вдруг Ориэлла вспомнила, что к ней вернулась ее волшебная сила. Вскрикнув от радости, она подпрыгнула, словно ребенок, забыв о тяжести в ногах, и послала в потолок огненную стрелу. Посыпались искры. О, какая огромная радость, какое торжество! Смеясь и плача от счастья, Ориэлла вслед за фейерверком создала голубой огненный шар, потом — красный, затем — зеленый, играя с ними, как когда- то в детстве. Только усталость заставила ее прекратить это увлекательное занятие. Волшебница опустилась на колени у остывшего очага и лишь сейчас с изумлением осознала, что в комнате кроме нее никого нет. Ликование омрачилось беспокойством. Кто бы ни победил в этой битве внизу — Нэрени все равно должна была бы находиться при ней. И потом, кто убрал тело принца, кто вымыл пол в комнате? Сейчас она немного передохнет и все выяснит…

В это время в уголке рядом с ее постелью кто-то тихонько захныкал. Ориэлла застыла, пораженная, и рука ее сама собой сжалась в кулак. Значит, все это не было ночным кошмаром. О Боги, она ведь знала, что так и будет! Но вот так сразу посмотреть в глаза жестокой правде…

И вновь Ориэлла услышала плач, похожий на вой, — невыносимый, душевынимающий звук. Взяв себя в руки, волшебница медленно подошла к самодельной «кроватке» — постланным в углу нескольким одеялам — и посмотрела на сына. У нее перехватило дыхание.

Был он маленький, жалкий, слепой, как все новорожденные волчата, и тело его было покрыто серым