путь от Ольвии до Пирея всего-навсего двадцать шесть дней. Это показалось Тиманфу настолько невероятным, что он принял слова двоюродного брата за шутку, вложенную ему в уста богом Вакхом[9]: ведь разговор шел за кубками старого вина.

В ответ на сомнения Тиманфа навклер стал уверять с лукавой улыбкой, будто он нашел какой-то особенный секрет управления кораблем.

– Тогда открой мне его! – сказал Тимайф.

Демарат со странной усмешкой ответил:

– Пока я жив, моей тайны не узнает никто, кроме тебя, потому что ты один заслужил это.

– Чем?

– Чем? Разве, строя мне в прошлом году «Артемиду», не ты вывел наружу продольный брус, к которому крепятся ребра судна, в то время как у всех наших кораблей этот брус скрыт внутри в трюме?

– Да, я сделал это, – согласился Тиманф. – Я считал, что, выведя брус наружу, я дам кораблю больше устойчивости и он станет лучше рассекать воду…[10]

– Все это так, брат мой, ты не ошибся, но сделал даже больше, чем рассчитывал: ты дал мне могучее оружие для борьбы с водной стихией. Правда, я не сразу научился пользоваться им. Начать с того, что «Артемида» шла под парусом совсем не так, как обычные корабли: она, словно живое существо, старалась вырвать из моих рук руль. Ее поведение было для меня загадочным, но теперь загадки разгаданы, и я берусь совершить дальний рейс вдвое быстрее любого другого судна.

Тиманф сказал:

– Помни, что, беря на себя обязательство доставить нам оружие к концу гекатомбеона, ты отвечаешь за судьбу восстания.

Серьезно, без обычной улыбки Демарат ответил:

– Разве в таком деле возможно легкомыслие? Если боги не пошлют мне гибель в пути, то к назначенному сроку оружие у вас будет, а тайну «Артемиды» ты узнаешь, когда совершишь первое плавание на моем корабле.

Так закончился этот важнейший разговор.

Шла последняя декада[11] таргелиона [12]. До обещанного возвращения «Артемиды» оставалось около месяца.

Теперь, когда можно было предположить, что бдительность соглядатаев Гиппия несколько утихла, надо было установить связь с Памфи-лом, а через него заблаговременно предупредить Демарата о провале восстания, Тиманф не сомневался, что надсмотрщики в гавани особенно старательно обшаривают каждое входящее туда судно, и, если у навклера обнаружат его опасный груз, Демарат погибнет.

Кого же отправить в Пирей? О Баллуре не приходилось даже думать: раба, обманувшего доверие тирана, разыскивают, конечно, с таким же усердием, как самого Тиманфа.

Андротион и Гелланик наперебой оспаривали друг у друга опасное поручение, но внезапно вскочил юный Периандр.

– Отец, отправь меня! – горячо воскликнул он. – Соглядатаи Гип-пия внимательно присматриваются к каждому взрослому, но какое им дело до мальчишки? А я, клянусь Зевсом-странноприимцем, не хуже другого исполню твое поручение!

– Сами боги вложили в уста эфеба эти слова! – взволнованно согласился Гелланик, и взоры всех мужчин обратились к Эвротее.

Взглянув на похудевшее от забот лицо мужа, на маленького Филиппа, лежавшего у входа в пещеру, женщина сказала:

– Мне ли противиться воле богов? Если это нужно для общего блага, Периандр пойдет!

– А я сделаю его путешествие безопасным, насколько это в моих силах. – добавил Баллур.

Из своего нижнего платья скиф выкроил для Периандра грубый хитон, какие носили рабы. Острым кинжалом небрежно срезал пышные кудри Периандра. Побродив по горному склону, скиф вернулся с пучком травы, молочный сок которой быстро желтел на воздухе. Этим соком он старательно натер юноше лицо, руки и ноги. И на глазах зрителей произошло чудо: вместо жизнерадостного Периандра перед ними стоял изможденный трудом и недоеданием желтолицый раб-ливиец.

Пораженная Эвротея даже всхлипнула:

– Сын мой, я не узнаю тебя! Передо мной не ты, а твоя истомленная тень, вернувшаяся из мрачных областей Аида![13]

Баллур весело потер руки.

Периандр заговорил глухим голосом с ливийским акцентом:

– Добрый господин, я раб почтенного Анаксимена, он отправил меня в город купить масла для возлияний на домашний алтарь богини Афины…

– Чудесно! – сказал Тиманф. – Тебя не разоблачит и самый близкий друг. Басня, которую ты сейчас сложил, вполне годится. Вот деньги. – Он дал сыну несколько серебряных монеток. – Выйдешь ночью, а достигнешь населенных мест – смело иди днем. Если будешь скрываться вблизи от Афин или Пирея, это может возбудить подозрения.

К Памфилу в дом постарайся проникнуть незаметно. Что ему сказать, ты знаешь. Самое главное – предупредить Демарата. Возвращаясь сюда, захвати сколько сможешь пищи: в нашем положении важна каждая малость.

Выслушав последние отцовские наставления, приняв благословение матери и поцеловав маленького Филиппа, эфеб закинул за плечи холщовую котомку со скромной провизией, взял пустой кувшин из-под масла и смело отправился в путь.