Инспектор Макдугалл первым нарушил молчание:
– Приказывайте, Роберт. Мои люди готовы.
Суперинтендант повернул к нему лицо, искаженное гневом.
– Прежде всего я хочу, чтобы они обыскали каждый дюйм на берегу и на дне реки. Установить кордон в 500, нет, в тысячу ярдов и просеять каждую унцию снега. И еще: как можно скорее привести сюда собак. По любому следу на дороге пустить собак. Убийца как-то добрался сюда, и я хочу знать, как. Еще нужно поднять вертолеты с инфракрасными датчиками и засечь любое изменение температуры, даже самое незначительное. Немедленно установите личность этой женщины, выявите и допросите всех, кто общался с ней последние двое суток. Сразу после вскрытия организовать похороны, тайно сфотографировать всех, кто на них придет. Записать номера всех машин в пределах четверти мили от кладбища. Еще я хочу, чтобы проверили все билеты на северное побережье, проданные за последние сутки. Кому-нибудь нужно связаться с английскими полицейскими, участвовавшими в поисках Потрошителя, и с командой из Атланты. Если они захотят помочь, купить им билеты. Еще пускай объявят награду в сто тысяч за любые сведения об убийце. Пока все.
Деклерк повернулся к Шартрану.
– Франсуа, – сказал он, – мне нужно втрое больше людей.
– Ты их получишь, – ответил комиссар.
17.12
– Посмотрите-ка на это, – сказал голос сверху.
Авакумович отвернулся от тела Наташи Уилкс и поглядел вверх, на склон холма. Там склонились над чем-то капрал Мервей Квин и собаковод по фамилии Ингерсолл. Рядом с Ингерсоллом была его немецкая овчарка Кинг.
Чутье у овчарки в сто раз сильнее, чем у человека. Она чует не свойственный данной местности запах. Кроме того, собаку нельзя ни подкупить, ни запугать, и работает она только ради похвалы хозяина. Кинг был одним из заслуженных ветеранов КККП и почти сразу же отыскал три нитки.
– А что это? – спросил Авакумович, подходя ближе.
– Собака нашла, – Ингерсолл указал на сломанный куст, торчащий из снега, и включил фонарик, поскольку уже темнело.
Авакумович, нагнувшись, достал из кармана пинцет и, осторожно сняв с куста три нитки, положил их в конверт.
Две из этих ниток были черными.
Одна – ярко-красная.
Пятница, 12 ноября, 6.30
Они работали всю ночь.
Роберт Деклерк чувствовал, что все его тело онемело, а остатки разума сжались в маленький комок где-то в недрах мозга. Он безостановочно ходил взад-вперед по кабинету, снова и снова проверяя все версии расследования. Но ни одна не казалась ему достаточно убедительной.
В одной из комнат стена была увешана планами и диаграммами. Сравнение возраста жертв, их роста и веса, и даже температуры воздуха во время убийства.
В другой комнате художник работал над составлением портрета убийцы по описаниям его психологического состояния, сделанным психиатрами.
Работали все компьютеры.
Много дней упорной, кропотливой работы произвели такое множество бумаг, что они грозили затопить штаб-квартиру. Деклерку казалось, что каждая из этих бумаг смеется над ним, нагружая его уставший ум еще одной бесполезной деталью.
Но он продолжал работать.
В 7.23 поступило сообщение, что найден взломщик, той же ночью забитый до смерти пожарной лопатой двумя пожилыми женщинами.
В 9.17 задержали банду из семи девушек, которые за десять предыдущих часов изрезали лица шести случайных прохожих-мужчин бритвами, ослепив при этом двоих из них.
В 10.05 у штаба начали собираться женщины, державшие в руках зажженные свечи. Вскоре их было более трехсот, и их число продолжало расти.
Внутри продолжали работать.
18.07
Комиссар Франсуа Шартран нашел Деклерка в кабинете глядящим на увешанные документами стены. Он сел на стол и закурил.
– Мы давно друг друга знаем, Роберт, и я буду говорить с тобой прямо. Я наблюдал за твоим расследованием всю ночь и весь день и обнаружил много такого, что мне бы и в голову не пришло. Ты сильно вырос за эти годы. Так что знай, что я приехал сюда не следить за тобой, а помочь тебе. Ты знаешь, что я люблю полицию больше всего в жизни и не терплю, когда она проигрывает. Поэтому я хочу, чтобы ты отдохнул. Я сменю тебя на день, а ты вернешься на работу завтра.
Деклерк покачал головой.
– Я в порядке, – сказал он.
– Роберт, прошу тебя по-дружески, не заставляй меня запрещать тебе выходить на работу.