Большинство жокеев – люди не болтливые, хотя по-своему и дружески настроенные. Всего один или два из них нечестно воспользовались моей неопытностью. Один раз колено у меня взлетело выше бедра, когда сосед сильно толкнул, чтобы я потерял равновесие, и в другой – меня так далеко оттерли на край неогороженной скаковой дорожки, что у лошади не осталось пространства для прыжка. Но такие случаи совсем не типичны, и в наши дни мне не приходилось наблюдать явные грубости во время соревнований.
Во время моей первой зимы с Джорджем, долгой, очень холодной и полной надежд, он продал ферму и купил более просторную конюшню. Снег и лед на дорогах превратили перевозку лошадей в довольно рискованное предприятие, но мы справились, постепенно обустраивались на новом месте и ждали теплых дней.
Сезон скачек гунтеров приближался, и я надеялся, что наконец и мне удастся победить. Прошло уже пять месяцев после первого выступления с Русским Героем, и я немножко приуныл, потому что зримого успеха за этот период так и не добился.
Наступили теплые дни, снова начались скачки, неделя проходила за неделей, я работал с плохими лошадьми, новичками или старыми усталыми скакунами, и ни одной победы не было на моем счету. К примеру, каурая кобыла с ужасным характером терялась каждое утро, потому что совершенно не чувствовала направления, и дико неслась в ту сторону, куда смотрела ее голова. Естественно, с ней работал я, и если удавалось пройти всю дистанцию, это считалось достижением.
Черная полоса в моей жизни окончилась на вторых весенних соревнованиях в Бангер-он-Ди.
Джордж тренировал лошадь по имени Уиренбери Тайгер, и поскольку считал ее фаворитом и надеялся, что она выиграет, то решил пригласить работать с ней Микки Моусли, известного в Чешире наездника. А тот как раз недавно получил травму и не вставал с постели. Тогда Джордж обратился к Дику Блеку, ведущему жокею-любителю, но тот тоже отказался, объяснив, что ему слишком далеко ехать ради одного заезда. Джорджу так и не удалось найти никого из тех, кого бы он хотел. И в конце концов он решил, что с Уиренбери Тайгером придется работать мне.
Видимо, Джордж сомневался в моем умении, но сам я был в восторге. Старина Уиренбери Тайгер и не подозревал, как много значит для меня победа, но вел себя прекрасно, не сделал ни одной ошибки, и мы уверенно пришли первыми.
В тот же день после обеда мне предстояло работать на стипль-чезе новичков с лошадью по имени Блитц Бой. Мы с ним уже раза три-четыре участвовали в соревнованиях, и с огорчительной регулярностью он спотыкался на каждом барьере.
К моему облегчению и радости, видимо, вдохновленный моей первой победой, Блитц Бой с легкостью преодолел все препятствия, и мы с ним в этот раз тоже пришли первыми.
Странное дело удача. В остающиеся недели сезона успех не оставлял меня. Я выиграл еще семь скачек и в списке из девяти лучших жокеев-любителей перебрался в середину.
В последний день сезона шел дождь. Мне предстояло работать в Ньюпорте с тремя хорошими лошадьми. Мери приехала со мной на скачки и сидела среди зрителей. Мы поженились всего неделю назад, и мне очень хотелось, чтобы у нее остался в памяти этот день.
И он остался.
Мои надежды вместе со мной рухнули под копыта лошади почти у самого финиша. Скакун, с которым я работал, поднялся, галопом понесся к соседствовавшей с ипподромом реке и там поплыл навстречу сильному течению. А я со сломанной ключицей остался лежать на земле под бесконечным дождем.
Лето в тот год, когда мы с Мери поженились, стояло удивительно жаркое, и в августе снова наступил сезон скачек.
Соревнования в Девоне всегда очень заманчивы. Девоншир так далеко от дома, что там приходится жить несколько дней, и это отличное оправдание неожиданному отдыху у моря. В Девоне такая атмосфера, будто дети после каникул первый день пришли в школу. Друзья, не видавшиеся месяц или два, радостно приветствуют друг друга. Одни рассказывают об удовольствиях отдыха на Майорке или о трудностях овладения водными лыжами. А другие жалуются, что дожди (или засушливая погода) погубили урожай и что быть фермером совсем не такая счастливая доля.
Джордж послал в Девон нескольких лошадей, с тем чтобы они пробыли там две-три недели и участвовали в шести-семи соревнованиях. Так он делал каждый год, но теперь я замещал его и наблюдал, чтобы все прошло хорошо. Для меня это была первая поездка на скачки в Девон, с тех пор прошло много лет, и за эти годы я побывал в Девоне, наверно, не меньше ста раз.
Одна из лошадей, Ромпуорти, маленький компактный темно-рыжий мерин, принадлежала мистеру Деннису, чьим поместьем в Северном Уэльсе управлял Дуглас. Ромпуорти на два года стал опорой моего существования как жокея, потому что мистер Деннис был так добр, что всегда приглашал меня работать с этим мерином, а не искал кого-то лучшего. Правда, мы с Ромпуорти выиграли тринадцать скачек, и я его очень любил.
У мерина были свои пристрастия. Он предпочитал идти с левой стороны дорожки и лучше прыгал, если представлялась возможность взять барьер с левой стороны. Он терпеть не мог хлыст и становился совершенно неуправляемым, даже если плеть только свистела у него над носом. Зимой он выглядел лохматым и неаккуратным, но такой вид отнюдь не служил показателем его истинных достоинств, так и людям часто не знаешь цены, пока не увидишь их в деле. Ромпуорти был надежной и мудрой лошадью и всегда побеждал, но только на твердой земле. Правда, один раз, к моему удивлению, он выиграл на расползшейся от дождя дорожке.
Мистер Деннис гордился мною так же, как и своей лошадью. И если Ромпуорти или другие его скакуны участвовали в соревнованиях далеко от Чешира, он брал Мери и меня в свою машину, и вместе с миссис Деннис мы останавливались на два-три дня где-нибудь поблизости от ипподрома. Суббота и воскресенье проходили шумно и весело, потому что мистер Деннис был очень остроумным человеком с прекрасным чувством юмора, и его совершенно не беспокоило, что подумают о нем другие.
Как-то в дождливую пятницу он привез нас в Ротбери, и там несколько часов мы сопровождали его по всем подпольным коптильням, о которых он слышал. После двух бутылок виски, опорожненных местными глотками, и долгого ночного путешествия по подозрительным лавчонкам мы возвращались домой с добычей, везя в машине, будто слиток золота, пересушенный и задымленный свиной окорок. Конечно, мистеру Деннису нужны были приключения, а не ветчина. Ведь он владел пятью свиными фермами и вряд ли когда-нибудь считал, сколько у него свиней.
Едва ли будет правильным сказать, что наступил день соревнований в Ротбери. Потому что в тот день так и не рассвело: темные дождевые облака почти что упирались в голову, и к полудню маленький ипподром, расположенный на холмах, превратился в болото.
Одна худощавая пожилая леди нашла спасение от дождя в баре, где проводила время, дегустируя все сорта спиртного. Жокеи буквально окаменели, когда она внезапно появилась на пороге раздевалки, длинного деревянного строения, и спросила, где тут женская комната. Не ожидая ответа, леди спокойно прошла мимо онемевших парней, волоча за собой мокрый зонт. Ее будто совсем не смущал вид в разной степени раздетых мужчин, выстроившихся в два ряда с открытыми ртами. Она прошла прямо в умывальную в дальнем конце длинного прохода, чуть позже вышла и снова отправилась под дождь.
Мы еще хохотали, когда пожилая леди вновь появилась на пороге, прошла прямо в умывальную и через минуту вышла, волоча зонт.
– Я забыла зонт, – спокойно сказала она.
Мы не приняли ее объяснения, мол, она вернулась по забывчивости, потому что леди по-прежнему будто и не замечала нашей наготы.
Второй сезон я жил у Джорджа и регулярно работал почти со всеми его лошадьми, потому что владельцы, вероятно, были довольны мною, и у меня постепенно накапливался большой опыт. После Девоншира перед мартовскими Большими национальными соревнованиями в Челтенхеме я провел более сотни скачек, и, наверно, только четыре профессиональных жокея работали с таким же количеством лошадей, как я.
Мы с Русским Героем победили в Гайдок-Парке и в Лестере, и несколько его соседей по конюшне также с успехом провели свои заезды. Один из них, по имени Салмон Ринаун, скачку в Гайдоке начал фаворитом, но, сделав грубую ошибку у второго препятствия, отстал на добрых двадцать корпусов. Ему все же удалось