— Не буду же я вас разыгрывать! Я вам говорю: тот человек в Асунсьоне, которого вы расспрашивали о дорогах, обо всем сообщил куда надо. Правда, я по этому поводу сочинила целую историю, но все равно дела уже не поправишь. Из Парагвая нужно сматываться, тем более что список мест расселения немцев я получила. Насколько я понимаю, это именно то, чего вы добивались…

— Не совсем, — сказал Полунин. — Хорошо, расскажите все по порядку.

Астрид стала рассказывать. Рассказывала она долго, время от времени подбадривая себя коньяком, так что под конец у нее даже стал заплетаться язык.

— Вот и все, более… более-менее… — Она сделала не совсем удачную попытку встать из-за стола. — Может, завтра еще вспомню. А сейчас я хочу спать. Guten Nacht meine Herrschaften [39]. Фил, проводите меня, иначе я ошибусь номером и еще… чего доброго… окажусь в чужой постели, этого я бы не пережила, сами понимаете…

Филипп проводил ее. У себя в комнате Астрид лихо зашвырнула туфли — одну в угол, другую на шкаф, — потом повернулась спиной к Филиппу и подняла руки:

— Расстегните эти проклятые молнии и помогите снять платье, мне самой не справиться…

Филипп исполнил и эту просьбу.

— Как у вас ловко получилось, — одобрила Астрид, выпутывая руки из шуршащей тафты. — Валяйте дальше.

— Простите?

— Я что, по-вашему, должна спать во всей этой сбруе?

— Ну зачем же. Переоденьтесь в пижаму, так будет удобнее. Покойной ночи, Ри.

— Скажите, мсье Маду, — светским тоном спросила Астрид, отстегивая чулок, — ваши предки были, по всей вероятности, гугенотами?

— Понятия не имею, а что?

— Да нет, просто я начинаю понимать Гизов. Проваливайте, пока я вам тут не устроила Варфоломеевскую ночь…

На следующее утро Астрид встала поздно, когда мужчины уже кончали завтракать. Хозяйка принесла второй кофейник, поставила перед ней глиняное блюдо «чипа» — местных лепешек из сыра и маниоковой муки.

— Смотри, девочка, чтобы ничего не осталось.

— Куда мне столько, — ужаснулась Астрид, — я безобразно растолстею тут у вас, нья Поча…

— Тебе и надо толстеть, — сказала хозяйка, наливая ей кофе. — А то ведь мужчины любят, чтобы было за что взяться. Я вон в твоем возрасте на стуле не помещалась, так ни один не мог мимо пройти.

— Ах, сеньора, вам повезло — вокруг вас были мужчины, — сказала Астрид. — У меня, насколько я понимаю, тоже есть за что взяться… по европейским стандартам, во всяком случае. Так что проблема вовсе не в этом.

— Ну ничего, — засмеялась нья Поча. — У тебя еще много времени впереди!

— Только эта мысль меня и поддерживает.

Допив кофе, Полунин и Фалаччи взяли удочки и отправились рыбачить. Филипп остался сидеть за столом, и его молчание не сулило ничего доброго.

— Давайте, давайте, — пробормотала Астрид с набитым ртом. — Я уже знаю, что вы хотите сказать.

— Тем лучше. Тогда я ограничусь тем, что попрошу вас впредь вести себя приличнее.

— Успокойтесь, мсье Маду, я и не думала покушаться на вашу невинность. Или вас обидело упоминание о гугенотах?

— При чем тут гугеноты, я говорю не о вчерашней сцене в вашей комнате… не считайте меня настолько уж лишенным чувства юмора. Я говорю о том, что вы болтали сейчас, здесь. Я принял вас в экспедицию, мадемуазель, и я не хочу краснеть за вас перед моими друзьями…

— Да пошли вы все! — крикнула Астрид, вскакивая из-за стола. — В жизни не видела худшего сборища зануд, чем эта ваша богом проклятая экспедиция!

Промчавшись по коридору и едва не сбив с ног испуганно ахнувшую хозяйку, она заперлась у себя в комнате, выкурила сигарету и, немного успокоившись, вышла в сад и устроилась в гамаке. В саду было тихо, только шелестела под легким ветром жесткая листва апельсиновых деревьев и резкими скрипучими голосами перекликались вдали какие-то местные пичуги. Потом послышался глухой ритмичный перестук деревянного песта — служанка на кухне принялась толочь в ступе маис.

Пришел Филипп, которому понадобился полученный от генерала список мест расселения немцев. Астрид молча выбралась из гамака, пошла в свою комнату и, достав из сумки листок, протянула шефу.

— Все еще дуетесь? — спросил тот.

— Да нет, в общем, — Астрид пожала плечами. — Наверное, вы и в самом деле правы… просто я не люблю, когда мне читают нотации.

— Не давайте к ним повода, — посоветовал Филипп.

«Нет, его действительно ничем не проймешь», — подумала Астрид.

— Главный моф требует, чтобы наш новый маршрут не затрагивал ни одного из этих районов, — сказала она, заглядывая в список из-за плеча Филиппа. — По-моему, это наглость. Вы думаете, нам следует подчиниться?

— Я думаю, нам не стоит вступать с ними в лишние конфликты В конце концов, от намеченного маршрута можно потом и отойти… если понадобится. — Филипп спрятал листок в карман и подмигнул, давая понять, что мир окончательно восстановлен.

В понедельник они вчетвером обложились путеводителями и крупномасштабными картами северной части Парагвая и, просидев над ними полдня, наметили несколько не вызывающих подозрения и относительно доступных районов вдоль бразильской границы — по верхнему течению Рио-Парагуай, на восточной окраине лесного массива Чако и, наконец, в предгорьях — там, где протянувшийся вдоль двадцать четвертой параллели хребет Маракаю под углом сворачивает на север, смыкаясь с горной цепью Сьерра-де-Амамбаи.

— Придется поездить для отвода глаз, — сказал Филипп. — В общем-то, страну посмотреть стоит, раз уж мы здесь. Вряд ли придется еще когда-нибудь побывать в этих краях…

Слова эти ужасно расстроили Астрид. Вечером она раньше обычного ушла в свою комнату, попыталась почитать, но купленная в Асунсьоне книжка Саган показалась ей ужасно нудной. Из попытки заснуть тоже ничего не вышло, спать совершенно не хотелось. Чего по-настоящему хотелось, так это поплакать, но плакать было глупо, плакать Астрид считала ниже своего достоинства, и вообще — из-за чего, скажите на милость?

«Вряд ли придется еще побывать в этих краях». Ну и что? Естественно — все в жизни рано или поздно кончается. Кончится и эта экспедиция, Дино улетит в Милан, отдыхать от побед над американками в добродетельных объятиях истомившейся донны Маддалены, Мишель вернется в Буэнос-Айрес, где его тоже ждет не дождется эта аргентинка, такая же выломанная и фальшивая, надо полагать, как ее почерк на шикарных конвертах. И Филипп тоже уедет. Если экспедиция наделает шуму, мсье Маду — «герой сельвы» — станет знаменит, и тогда уж его не упустит взять на абордаж какая-нибудь арлезианка…

Да черт с ним, пусть хоть гарем себе заведет — ей-то что? Не хватает, чтобы она портила себе нервы из-за человека, который не обращает на нее внимания. Ну и прекрасно, что не обращает! Очень он ей нужен! И вообще, на кой ей все эти охотники за сенсациями? Она свое дело сделала, с нее хватит. Они хотели использовать ее в роли немки, в чем и преуспели, раздобыв с ее помощью список районов, где прячутся недобитые наци. Так что цель достигнута, и если им хочется еще сидеть здесь, чтобы не вызвать подозрения поспешным отъездом, то ее это ни в коей мере не касается. Она может хоть завтра распрощаться со всей бандой и уехать в Асунсьон. Через три дня будет в Буэнос-Айресе, а еще через день — в Монтевидео. Лагартихе, по крайней мере, она действительно была нужна! Как человек, как женщина, а не как марионетка, которую можно использовать только в политических целях…

Астрид представила себе, как завтра начнет собирать свои пожитки, потом вспомнила, как они в Асунсьоне ходили по магазинам, покупая карты и путеводители, и от этого воспоминания ей стало так больно, что она вдруг и в самом деле разревелась — да как! Хорошо еще, успела вовремя сунуться лицом в подушку, иначе услышали бы в соседней комнате. Несмотря на циклопическую толщину стен, внутренние