— Моя физическая оболочка в общем и целом вполне устраивала Алию, — сообщил он, — но мы с ней решили, что называется, не торопить события. Для начала она заплела мне дреды, которым придавала такое большое значение.

— И попутно загрузила тебя историей о параллельных мирах, — добавил я. — Умно. Теперь ты окончательно свихнулся.

Гемпель покачал головой. Его причудливая тень зашевелилась на стене.

— То, что она говорила, соответствует действительности, — заявил он. — Прозерпиниане на самом деле прибыли на Землю и осели в устье Невы более трехсот лет назад. Здесь они начали свои исследования земной природы, не опасаясь помех со стороны людей. Однако затем произошло нечто непредвиденное.

— Погоди, попробую угадать, — перебил я. — Некий русский царь, которого мама в детстве называла Петенькой, нежданно-негаданно явился сюда вместе со своими сподвижниками и воскликнул: «Отсель грозить мы будем шведу!»

— Да, — сказал Гемпель. — Точно.

— И что, твоя Алия — она видела Петра?

— Они все его видели.

— А он их?

— Да.

— О! — восхитился я. — И что он сказал?

— Как утверждает Алия, он счел их появление собственным пьяным бредом. Им это оказалось на руку, потому что они очень быстро выяснили касательно Петра две вещи. Во-первых, он был страшным технократом и повсюду внедрял новшества, а это означало, что непосредственно доступная им человеческая цивилизация в самом скором времени должна будет обзавестись интересными технологиями. Во-вторых, хоть Петр Первый и считал инопланетян нечистой силой или похмельными галлюцинациями (для русского человека это зачастую одно и то же), он не испытывал перед ними совершенно никакого страха. Соответственно и приближенные Петра пытались подражать ему в этом. И худо-бедно у них это получалось. Так что прозерпиниане могли расхаживать среди строителей и первых обитателей Санкт-Петербурга практически свободно. От них никто особо не шарахался, разве что крестами их обмахивали, но они поначалу считали это особенной формой приветствия и в ответ только раскланивались.

Таким образом, Петербург стал первым городом на Земле, где успешно был произведен эксперимент по раздвоению пространства. Территориально вторая, параллельная, вселенная простирается сейчас от Сиверской на юге до Каннельярви на севере. Центр ее находится на Васильевском… Ну вот, собственно, и все. В самых общих чертах. Мы с Алией часов шесть об этом беседовали…

— И ты всерьез поверил в то, что Алия вот так взяла и запросто выложила тебе все факты? — спросил я.

— А что? — насторожился Гемпель.

— Да так, — сказал я, — что-то не верится…

— Ты прав, — вздохнул Гемпель. — Я тоже не считаю, что она была со мной полностью откровенна. Осталось нечто еще.

— Например? — спросил я жадно.

— Не знаю.

— Ну например? — настаивал я, видя, что Гемпель колеблется и не хватает лишь небольшого толчка, чтобы он сдался и заговорил.

И он сдался:

— Например, то, что она называла «неудачами». Я ведь так и не разобрался, что это такое на самом деле. По большому счету, я их толком не видел. А хотелось бы. Пойдешь со мной?

Мы сговорились встретиться при первой же удобной возможности. К утру я хорошенько проанализировал наш разговор, разложил все факты по полочкам, сделал соответствующие выводы. При этом первоначальная эмоциональная острота восприятия всей гемпелевской истории изрядно притупилась, так что я смог мыслить вполне рационально. И выходило у меня одно из двух: либо Гемпель помешался, что делало его неудобным и обременительным компаньоном, либо же Алия удачно морочит голову влюбленному в нее парню, что, опять же, превращает наши с ним совместные приключения в бессмысленные розыгрыши, удовольствие от которых получим не мы. Тем более что Гемпель, к моему облегчению, не позвонил ни назавтра, ни через три дня. Я уж решил было совсем избавиться от всяких воспоминаний о нашей встрече (кстати, за коньяк платить пришлось мне, у Гемпеля не оказалось денег), как вдруг…

Я хорошо помню, как проснулся с тягостным ощущением, что попал в ловушку, из которой мне уже не суждено будет освободиться. Было пасмурно, и дул особенно злокозненный ветер, проникавший в малейшую щель, какую он только находил между стеной и оконной рамой. Казалось, промозглые струи воздуха просачиваются в квартиру даже в незримые микрозазоры между кирпичами, из которых состоит наш дом. Притом это вовсе не был какой-нибудь уважающий себя ураган «Катрина». Деревья отвечали на грубоватые ласки ветра ленивым шевелением ветвей, лужи морщились, у вороны пара перьев встала дыбом — вот и все. Но зябкость в воздухе стояла ужасная. Серые тучи летели под серыми облаками — казалось, они соревновались, кто из них ухитрится опуститься ниже и при этом не упасть. Труба на котельной исчезала в белесой дымке.

Я смотрел на нее и отчетливо понимал, что сейчас мне позвонит Гемпель и скажет — день подходящий, нужно вставать и идти. Нужно разыскивать дом Алии на Васильевском острове, а туда долго ехать. Долго и муторно. И идти по Васильевскому, где ветра летают по линиям и проспектам, вежливо раскланиваясь на перекрестках и сводя с ума прохожих.

Можно было бы отключить телефон. Или не снимать трубку. И зарыться в постели с головой. Или просто уйти из дома. Вообще смыться из города. Но ничего этого я делать не стал, потому что с самого начала знал: Гемпель меня отыщет и заставит идти к Алии. Вариантов нет. Бегство невозможно.

Я заметался по квартире, оделся, схватил сумку… И тут зазвонил телефон.

Разумеется, сбежать я не успел. Да я не очень-то и надеялся. Так, последние взбрыки агонии.

— Встречаемся у метро через десять минут, — сказал Гемпель. Как будто знал, что я уже одетый стою.

А может, и знал. Может быть, инопланетяшки после похищения превратили его в телепата. Мы ведь так до сих пор и не изучили всех возможностей похищенцев. Кто знает, вдруг они не во всем врали.

Я сказал «угу» и потащился на улицу. В общем-то, я даже разочарован не был. Как вышло, так и вышло. При виде Гемпеля я даже развеселился немного, больно уж нелепо он выглядел. Его дреды торчали во все стороны из-под резиновой повязки.

Он глянул на меня и просто сказал: «Пора». Как будто мы действительно сейчас выступали в военный поход или в разведку. Словом, на опасное дело.

Отчего-то мы не поехали на метро, а пошли пешком. Я посматривал на своего спутника сбоку, однако предпочитал помалкивать. Я не сомневался в том, что у Гемпеля имелись основания поступать именно так. В конце концов, почему бы и не пройтись.

Чем ближе мы подходили к Васильевскому, тем тревожнее озирался по сторонам Гемпель. Я не замечал поблизости ровным счетом ничего такого, на что стоило бы обратить внимание, поэтому поведение моего друга меня несколько напрягало. С моей точки зрения, Гемпель вел себя нарочито, как если бы играл в любительском спектакле сыщика и постоянно краем глаза следил бы за эффектом, который производит на зрителей.

Вдруг — мы уже стояли посреди Среднего проспекта, как раз напротив таинственной готической церкви (где действительно горел желтоватый свет), — Гемпель схватил меня за руку и сильно стиснул пальцы.

— Видишь?

Я ровным счетом ничего не видел и так ему и сказал. Он молча покачал головой, не вдаваясь в объяснения. Мы прошли еще несколько шагов, и вдруг я обомлел.

Прямо передо мной торчал высоченный субъект с мордой ящерицы вместо лица. Зеленоватая кожа его бугрилась многочисленными бородавками. Он походил на рекламного человека в маске, раздающего