— Скоро придет. Обещал средство верное принести. Не знаю, травку какую, что ли.

Крашенинников прошелся по комнате, остановился перед Багровым:

— Как же быть–то?

— Придет Андрей — помаракуем, послушаем, что окажет.

Крашенинников нащепил лучину, зажег огонь. Пригорюнившись, долго смотрел на дрожащий язычок.

— О чем задумался? — прервал его мысли голос Алике я. — Небось о Наталье своей?

— А ты почто Наталью вспомнил? — подозрительно посмотрел на него Иван.

— На свадьбе твоей погулять охота. Не будь войны да осады — сыграли бы ее, свадьбу–то.

На крыльце послышались шаги. В избу вошел Андрей.

После того как он тщательно перевязал рану, Иван рассказал о разговоре, который состоялся у него сегодня с архимандритом Иоасафом.

— Дело нелегкое, — сказал Андрей, когда Крашенинников умолк.

— Хоть соколом сизым обернись, а пробейся на волю, так сказал мне святой отец, — припомнил Иван.

— Соколом? — оживился Андрей. — Что же, это мысль. Попробуем сделать тебе крылья, Ваня.

Иван и Аникей переглянулись.

— Объяснять потом буду, а сейчас за дело, други, — сказал Андрей. — Тебе, Ваня, задание. Бери нож, нарежь веток бузины, да потолще. Принесешь — разложи возле печки, пусть сушатся. Материал отменный, легкий и прочный…

Хорошо, что изба Багрова стояла на отшибе. Не было любопытных глаз, которые могли бы наблюдать необычную картину: Иван как угорелый носится, держа на бечевке змея детского воздушного, а Андрей, стоя на крылечке, наблюдает за ним. Время от времени он делает пометку угольком на заслонке, почти сплошь покрытой уже цифирью.

Змей был необычной формы, издали похожий на летучую мышь. Иногда по просьбе Андрея Крашенинников останавливался, змей послушно опускался к его ногам, и Аникей что–то менял в его конструкции. Затем все начиналось сначала.

— Долго еще гонять–то? — не выдержав, спросил Крашенинников. Несмотря на холодный дождь, временами переходящий в мокрый снег, пот лил с него градом, и парень то и дело вытирал свободной рукой лоб.

— Потерпи, потерпи, Ванюша.

Наконец Андрей хлопнул ладонью по гулкой заслонке

— Теперь кой–чего ясно стало, — сказал он. — Замерзла небось? Ну конечно, все, кроме Ивана! — улыбнулся инок. — Аида, погреемся в избе.

Они втроем расположились поближе к печке. От промокшей одежды валил пар.

— А я сегодня понял, какая сила змея в воздухе удерживает, — сказал Иван.

— Какая? — спросил инок.

— Ветер…

Днем приходила Наталья, истопила печь, сготовила варево, сказала на прощанье: «Не перегрызитесь тут, бирюки», помахала рукой и убежала к себе: дел по дому хватало.

Тепло, которое веяло от печки, вконец разморило Ивана, глаза начали сладко слипаться. Пересилив себя, он поднялся, подхватил охапку бузины и двинулся к выходу вслед за Андреем и Аникеем.

— Дождь кончился, — сказал Иван.

Багров откликнулся:

— Жди заморозков.

Стоял вечер. В крохотные оконца сарая лился мягкий свет месяца. Монастырь спал.

Предупредив архимандрита, друзья на долгое время словно отгородились от всего мира. Андрей показывал, объяснял что да как, Иван и Аникей работали. Перво–наперво сколотили на легких сухих дощечек раму, потом переплели ее ветками бузины. Иван зачищал концы веток ножом, и свежий бузинный запах напоминал жаркое, хмельное лето. Затем принялись обтягивать сооружение плотной тканью, присланной Иоасафом.

Крашенинников, в кровь исколовший руки острыми срезами бузины, то и дело по детской привычке совал палец в рот, утишая боль. Андрей работал ровно, словно заведенный. Не отставал от приятелей и Аникей.

Постепенно под их руками все четче проступали контуры треугольного сооружения, которое по форме напоминало греческую букву «дельта». Это и были крылья — плод многодневного упорного труда.

Как и предположил инок, материи им не хватило. Но Иван вымолил у Натальи все, что девушка насобирала себе на приданое.

— Вот это да! Похоже, ты весь монастырь ограбил, — произнес Андрей, когда Иван ввалился в избу с огромным тюком.

Андрей завязал двойной узел на веревке, объяснил Ивану, как и куда ее следует потянуть, чтобы крылья в полете совершили необходимый маневр.

— Эх, о главном позабыли! — воскликнул вдруг Крашенинников посреди объяснения. — Как крылья–то отсель вытаскивать будем? Нипочем они в дверь сарая не пролезут.

— О том я допрежь тебя подумал, — сказал Аникей. — Развалим сарай — и все дела.

Какое–то время они работали в полном молчании, тщательно сшивая куски материи разной масти и размеров.

— Как одежда куклы цыганской, — заметил Крашенинников, оглядывая крылья.

— Лишь бы полетело, — заметил Багров.

Завершив работу, все трое, не сговариваясь, встали, молча оглядывая свое детище. У их ног лежала разноцветные крылья. Впрочем, пестрота не портила общего вида. Сооружение на вид получилось каким–то стремительным и легким.

Крашенинников перевел взгляд на петли, сплетенные из бечевок, которые в полете должны держать его под мышками, и парню почудилось, что он парит уже, летит там, в поднебесье…

— Чудо, — пробормотал Иван, не отрывая взгляда от диковинного сооружения.

— Какое же это чудо, други, ежели мы сами его сотворили, — тряхнул волосами Андрей…,

***

…Наверху было гораздо холоднее, чем внизу. А может, во воем виноват ветрище, который здесь свободно гулял, как ему вздумается, не ведая преград в виде изб да плетней.

Во всяком случае, Крашенинников уже через несколько минут полета продрог так, что зуб на зуб не попадал.

Впрочем, в первые мгновения Ивану было не до холода. Он сразу же понял, что конь ему попался необъезженный, к тому же норовистый, с которым хлопот не оберешься. Хотя инок Андрей и показал ему на земле, что к чему, но хитрую науку полета парню пришлось осваивать, можно оказать, на ходу, точнее–на лету.

Порывистый ветер дул прямо в лицо, обвевая разгоряченные от волнения щеки.

Подтягивая веревки, Иван быстро набирал высоту. Вскоре он всем телом ощутил множество воздушных сил. Они вились, словно невидимый дым, поднимающийся из печных труб. Иные из этих сил помогали полету, дуя в крылья, словно в паруса, другие заходили откуда–то сбоку, норовя сбить, а третьи и вовсе прижимали к земле. В этой круговерти нелегко было разобраться. Но Ивану повезло, и он смог вырвался на стены осажденной крепости.

Что касаемо любопытствующих, архимандрит решил так: говорить всем, что Иван опасно занедужил и лежит в монастырском лазарете. Проведать же его нельзя, поелику хворь заразная.

Темень вокруг поначалу была — хоть глаз выколи, уж такое времечко они подгадали для начала полета. Однако Иван начал кое–что различать далеко внизу.

Задумавшись о тех, кто остался в крепости, Крашенинников попал в нисходящий поток и едва не упал, однако, дернув нужную веревку, в последний момент успел выровнять крылья. Парня тряхнуло, как на хорошем ухабе, так что все косточки заныли, а лямки едва рук не вырвали, однако кверху он взмыл.

Крашенинников припомнил момент, когда он впервые оторвался от земли.