думать, что благодаря этому и некоторые порядки, описанные г-жой Водовозовой, продолжали еще долго царствовать в Смольном' ('Русская старина', 1914, № 8, стр. 230).

О духе раболепства и угодничества, царившем в Смольном, сохранились и другие свидетельства современников, например, запись в дневнике одной из классных дам института (в прошлом его воспитанницы) — Варвары Петровны Быковой, сделанная ею накануне вступления в должность, 22 апреля 1846 года: '…Меня пугает начальство… лишение свободы, раболепный тон, вечная тревога… мелкие неизбежные столкновения'. Спустя несколько лет она записывает: '…Нужда и горе приучили переносить унижения… большею частью смиренно стою пред начальством и жду, когда отпустят или пригласят сесть' (В. П. Быкова, Записки старой смолянки (1833–1878), ч. I, СПб. 4898, стр. 152 и 268).

Речь идет об А. П. Олонкиной, приемной дочери О. П. Шишкиной, институтской подруги М. П. Леонтьевой. После смерти Шишкиной Леонтьева поселила Олонкину у себя в Смольном в качестве компаньонки (см. 3. Е. Мордвинова, Статс-дама Мария Павловна Леонтьева, СПб. 1902, стр. 50).

А. К. Сент-Илер, бывшая воспитанница Смольного, получила место инспектрисы Александровской половины после смерти мужа, преподавателя французского языка. Она 'была прекрасно образованна, отлично знала французский и немецкий языки и преподавала нам (своим детям) все учебные предметы', — писал впоследствии ее сын, известный педагог К. К. Сент-Илер ('Воспоминания казенного пансионера о третьей СПб. гимназии', 'Русская школа', 1898, № 4, стр. 31)

'Девичьей кожей' называлась пастила из корня просвирняка, употреблявшаяся как средство от кашля.

Подобные случаи не были в Смольном институте редкостью. А. Лазарева, например, рассказывает о драматической судьбе своей дочери, поступившей в институт в 80-х годах. Из этих воспоминаний видно, что порядки там остались те же, что в 60-х годах. Дочь Лазаревой, '13-тилетняя, хорошо приготовленная девочка была принята в 3-й класс, где большинство подруг ее были 15–17 лет. Тихая, застенчивая, впечатлительная и нервная, она терялась при каждом окрике. А с поступления в институт она ничего, кроме крика, брани, толчков, не слыхала и не видела. Никто не сказал ей доброго слова, никто же не принял участия, никто не помог ей. Все, на себе испытавшие, знают, какое тяжелое время переживают вновь поступающие, особенно если они попадают в класс, прошедший уже несколько лет институтской жизни. Ежедневные крики, брань, издевательства над новенькой, вроде обливания холодной водой, когда она засыпала… крики классной дамы за все и про все… крики инспектрисы, чуть не каждый день отчитывавшей класс, и т. д. — все это не могло не подействовать на девочку. Она не выдержала, и я через три месяца вынуждена была взять ее совсем из института по совету профессора Мержеевского, предупредившего меня, что девочку ожидает столбняк, если я ее не возьму немедленно. И долго потом я ничем не могла вызвать улыбки на ее лице' (А. Лазарева, Воспоминания воспитанницы Патриотического института дореформенного времени, 'Русская старина', 1914, № 8, стр. 230–231),

О казарменном распорядке жизни в Смольном институте оставили свидетельства как педагоги, пришедшие с Ушинским, так и постоянно служившие там. В. И. Водовозов писал в 'Секретных воспоминаниях пансионерки', что жизнь институток 'напоминала правильность солдатского строя или шахматной доски, по которой, сколько бы вы ни двигали пальцем, все очутитесь в одинаковом четвероугольнике' ('Отечественные записки', 1863, № 8, стр. 511). Стены Смольного 'давят нынешних наших молоденьких девиц', читаем мы запись 1850 года в дневнике классной дамы Смольного В. П. Быковой (В. П. Быкова, Записки старой смолянки (1833–1878), ч. I, СПб. 1898, стр. 197).

Смольный был тюрьмой не только для воспитанниц, но, хотя в меньшей степени, и для классных дам. Им разрешалось лишь изредка отлучаться из института.'…Мы не дежурные и считаемся свободны, — читаем в дневнике классной дамы Смольного В. П. Быковой (запись относится к ней и ее сестре А. П. Быковой, также служившей в Смольном в качестве классной дамы), — но все-таки являйся к детскому столу в 12 часов утра и в 8 часов вечера. Никуда выехать нельзя' (В. П. Быкова, Записки старой смолянки (1833–1878), ч. I, СПб. 1898, стр. 249).

Эти мысли о положении девушек-гувернанток Е. Н. Водовозова более широко развила в статье 'Что мешает женщине быть самостоятельною?', написанной по поводу романа Н. Г. Чернышевского 'Что делать?' ('Библиотека для чтения', 1863, № 9)

Речь идет о генерале И. С. Гонецком.