хорошим покрытием. А теперь он снова был дома. За прошедшие недели он все меньше и меньше думал о Бренде.

Наконец он нашел своего шофера среди немногочисленных людей на набережной. Мужчина поднялся на борт и занялся багажом. Машина стояла за таможенными будками.

Шофер спросил:

— Может, большой чемодан мне отослать поездом?

— Сзади в автомобиле ведь полно места?

— Едва ли, сэр. У ее светлости много багажа.

— Ее светлости?

— Да, сэр. Ее светлость ждет в машине. Она прислала телеграмму, чтобы я заехал за ней в гостиницу.

— Понятно. И у нее много багажа?

— Да, сэр, необычно много.

— Что ж… может, лучше отправить чемоданы поездом.

— Очень хорошо, сэр.

Так что Тони пошел к машине один, а шофер занялся чемоданами. Бренда сидела сзади, забившись в угол. Она сняла свою шляпку, маленькую вязаную шляпку, которую он подарил ей несколько лет назад, и держала ее на коленях. В машине было почти темно. Она подняла взгляд, не повернув головы.

— Дорогой, — сказала она, — ваш корабль намного опоздал.

— Да, мы попали в туман в проливе.

— Я приехала сюда вчера вечером. Люди в офисе сказали, что ты приплываешь сегодня рано утром.

— Да, мы действительно опоздали.

— С кораблями никогда ничего точно не знаешь, ведь правда?

Повисла пауза. Затем она спросила:

— Ты не сядешь?

— Там какие-то неприятности с багажом.

— Блейк об этом позаботиться.

— Он отсылает его поездом.

— Да, я думаю, другого выхода нет. Сожалею, но я взяла с собой так много… Видишь ли, я взяла с собой все. Мне опротивела та квартира… Запах из нее так и не выветрился. Я думала, все дело в новизне, но становилось все хуже. Ты знаешь — это запах батареи отопления. Я думала и так, и по-другому, а потом решила бросить эту квартиру.

Тут вернулся шофер. Он все устроил с багажом.

— Что ж, пора ехать.

— Очень хорошо, сэр.

Тони сел рядом с Брендой, и водитель закрыл дверцу за ними. Они миновали улицы Саутгемптона и выехали за город. За окнами домов, которые они проезжали, уже зажигались лампы.

— Как ты узнала, что я прибываю сегодня днем?

— Я думала, что ты прибываешь сегодня утром. Мне сказал Джок.

— Я не ожидал увидеть тебя.

— Джок сказал, что ты удивишься.

— Как он?

— С ним случилось что-то ужасное, но я не помню, что именно. Мне кажется, это связано с политикой или, может быть, с девушкой. Не помню.

Они сидели поодаль, каждый в своем углу. Тони очень устал после бессонной ночи. Глаза его слипались, свет огней небольшого городка раздражал.

— Ты хорошо провел время?

— Да. А ты?

— Нет, очень паршиво. Но я не думаю, что тебе интересно слушать это.

— Какие у тебя планы?

— Никаких. А у тебя?

— Никаких.

А затем в уютной атмосфере и под монотонный шум мотора Тони заснул. Он спал два с половиной часа, спрятав свое лицо в воротник плаща. Когда они остановились на железнодорожном переезде, он сквозь сон спросил, не покидая своего твидового воротника:

— Мы приехали?

— Нет, дорогой. Еще несколько миль.

И он снова заснул и проснулся только от сигналов автомобиля у ворот, а также, чтобы узнать, что вопрос, который ни он, ни Бренда не задавали, уже имеет ответ. Это, видимо, был кризис; его судьба была в его руках; надо было сказать важные слова, принять решение, которое бы повлияло на каждый час его будущей жизни. А он заснул.

Эмброуз встречал их на разводном мосту.

— Добрый вечер, миледи. Добрый вечер, сэр. Надеюсь, вы удачно добрались.

— Очень удачно, спасибо, Эмброуз. Все здесь нормально?

— Все вполне нормально. Есть пара мелочей, но, может, лучше я расскажу о них утром?

— Да, утром.

— Спасибо. Разберусь утром.

Они вошли в большую залу и поднялись наверх. Там горел большой дровяной камин в стиле Гинервы.

— Рабочие уехали только на прошлой неделе, сэр. Я надеюсь, что вам понравится то, что они сделали. Пока распаковывали чемодан Тони, они с Брендой осмотрели новые ванные. Тони открыл краны.

— Я не зажигал печь котла, но на днях ее зажигали, и результат был вполне удовлетворительный.

— Давай не будем переодеваться, — предложила Бренда.

— Не будем. Мы будем ужинать тотчас же, Эмброуз.

За ужином Тони говорил о своем путешествии — о людях, с которыми встречался, и о прелестях природы, о недальновидности негритянского населения, о прекрасном аромате тропических фруктов, о различиях в гостеприимстве губернаторов.

— Интересно, сможем ли мы выращивать в теплице плоды авокадо, — сказал он.

Бренда говорила мало. Он спросил ее:

— Ты вообще не уезжала?

Она ответила:

— Я? Нет. Все время в Лондоне.

— Как тут все?

— А я почти никого не видела. Полли в Америке.

При упоминании Америки Тони заговорил об отличной администрации на Гаити.

— Они создали совершенно новую страну.

После обеда они сидели в библиотеке. Тони просматривал толстую кипу писем, которая скопилась в его отсутствие.

— Я сегодня ничего не могу с этим поделать, — сказал он. — Слишком устал.

— Да, давай ляжем спать пораньше.

Наступило молчание, и именно в это время Бренда спросила:

— Ты все еще гневаешься на меня… за то сумасбродство с мистером Бивером?

— А я и не знал, что я когда-либо испытывал гнев.

— Да, испытывал. В самом конце, перед тем как уехал.

Тони не ответил.