непомерный перечень насущных потребностей: полевая артиллерия, сапоги, госпитальное оснащение, радиоаппаратура и так далее. Партизаны действовали по принципу: запросить сразу все, а потом пункт за пунктом сокращать свои требования до выполнимых пределов. В этих тягостных переговорах у майора Гордона было то маленькое преимущество, что он являлся стороной дающей и окончательным судьей того, что разумно; партизаны же были способны только на то, чтобы развеять в нем, возможно, возникавшее ощущение благодеяния, совершаемого ради других. С переговоров майор всегда уходил, чувствуя себя каким-то скупердяем. Формальная вежливость соблюдалась неукоснительно, а порой от нее даже слабо веяло сердечностью.
В тот вечер, однако, атмосфера совершенно переменилась. Генерал с комиссаром вместе служили в Испании: первый заместитель некогда был профессиональным военным, офицером Королевской югославской армии, — министр же внутренних дел, это пустое место и ничтожество, был призван подчеркнуть значимость происходившего. Сели за круглый стол. Бакич держался в сторонке, так как место переводчика занял молодой коммунист неопределенного положения, с которым майор Гордон уже раз- другой встречался в штабе. По-английски он говорил превосходно.
— Генерал желает знать, почему вы сегодня решили навестить евреев.
— Я действовал, руководствуясь приказами своего командования.
— Генерал не понимает, каким образом евреи вдруг стали заботой Военной миссии.
Майор Гордон попытался в виде объяснения изложить цели и принцип организации ЮНРРА. Сам он знал не много и к тем сотрудникам Администрации, с кем доводилось встречаться, особого уважения не испытывал, однако старался изо всех сил. Генерал с комиссаром посовещались, и переводчик озвучил:
— Комиссар говорит, что эти меры будут приниматься после войны; чем же они занимаются сейчас?
Майор Гордон рассказал о необходимости планирования. ЮНРРА должна знать, какое количество семенного зерна, строительных материалов для восстановления мостов, подвижного состава и прочего потребуется для того, чтобы пострадавшие страны могли встать на ноги.
— Комиссар не понимает, какое отношение это имеет к евреям.
Майор Гордон заговорил о миллионах перемещенных лиц по всей Европе, которые должны вернуться к своим домам.
— Комиссар говорит, что это внутреннее дело. Так же как и восстановление мостов.
Комиссар с генералом посовещались.
— Генерал говорит, что по любым вопросам внутренних дел надлежит обращаться к министру внутренних дел.
— Скажите ему, что я очень сожалею, если действовал неподобающе. Просто мне хотелось избавить всех от беспокойств. Мне вышестоящим начальством был направлен запрос. Я сделал все, что мог, чтобы ответить на него самым простым способом. Могу я теперь попросить министра внутренних дел снабдить меня списком евреев?
— Генерал доволен, что вы понимаете, что действовали неподобающе.
— Будет ли министр внутренних дел настолько любезен подготовить для меня список?
— Генерал не понимает, зачем нужен какой-то список.
И так все началось сначала. Проговорили целый час. Наконец майор Гордон не выдержал:
— Очень хорошо. Должен ли я доложить, что с ЮНРРА вы сотрудничать отказываетесь?
— Мы будем сотрудничать по всем необходимым вопросам.
— А как в отношении евреев?
— Центральное правительство должно решить, является ли этот вопрос необходимым.
Наконец расстались. По пути к дому Бакич заметил:
— Они могут и озлиться на вас, майор. Зачем вы себе неприятности создаваете с этими явреями?
— Приказ, — отозвался майор Гордон и, перед тем как лечь в постель, набросал текст радиограммы:
«Условия евреев крайне бедственные сейчас станут отчаянными зимой тчк местные власти на сотрудничество не идут тчк единственная надежда более высокий уровень».
Прошло две недели. Приземлилось три самолета — доставили свои грузы и улетели. Офицер Королевских ВВС сообщил:
— Много таких перелетов не будет. У них обычно к концу октября снег выпадает.
Партизаны дотошно проверяли все поставленное и никогда не упускали возможности предъявить претензии к его количеству и качеству.
Майор Гордон о евреях не забыл. Их бедственное положение омрачало его настроение во время ежедневных прогулок в садах, где листья уже быстро опадали и дымно горели в расплывчатом воздухе. Евреи причислялись (весьма по-особенному) к его союзникам, а партизаны лишались его расположения. Теперь он видел в них часть того, против чего он, исполненный надежд, взялся воевать в те дни, когда между правым и неправым все было просто и без обиняков. Больше всего его здравый ум обижался на генерала с комиссаром за их выговор. Такие вот странные лазейки находит порой сострадание, чтобы проскользнуть — неузнанным — в человеческое сердце.
В конце второй недели он с радостью получил радиограмму:
«Центральное правительство в принципе одобрило эвакуацию евреев тчк отправьте двоих повтор двоих следующим самолетом обсуждения проблемы с юнрра».
С этой радиограммой майор Гордон отправился к министру внутренних дел, который, лежа в постели, попивал жиденький чай. Бакич разъяснил:
— Он больной и знать ничего не знает. Вам лучше говорить с комиссаром.
Комиссар подтвердил, что указания получил.
— Я предлагаю, чтобы мы отправили семью Кануи.
— Он говорит: почему Кануи?
— Потому что у них здравомыслия больше.
— Простите?
— Потому что они кажутся самой ответственной парой.
— Комиссар спрашивает, ответственной за что?
— Они лучше всего способны представить их дело в здравом виде.
Последовало долгое обсуждение между комиссаром и Бакичем.
— Он не пошлет Кануи.
— Почему не пошлет?
— У Кануи много работы с динамо.
Так что для отправки в Бари была выбрана другая пара, бакалейщик и адвокат, которые приходили к нему в первый раз. Оба, казалось, были ошеломлены и просидели, тесно прижавшись друг к другу, среди узлов и одеял на летном поле все долгое время ожидания. Только когда самолет уже встал на взлет, освещенный длинной цепочкой огоньков, указывающих ему путь, оба старика вдруг ударились в слезы. Когда майор Гордон протянул им руку, они склонились и поцеловали ее.
Два дня спустя из Бари передали:
«Примите сегодня в 23:30 спецрейс из четырех „дакот“ тчк отправьте всех евреев».
С истинно радостным настроением майор Гордон взялся за подготовку.
Взлетно-посадочная полоса находилась милях в девяти от городка. Еще до сумерек процессия отправилась в путь: некоторым каким-то образом удалось нанять крестьянские телеги; большинство же шли пешком, согбенные, нагруженные. Майор Гордон выехал в десять часов и нашел их, осевших темной массой на насыпи того, что когда-то было железной дорогой. Большинство спали. Землю устилал туман. Майор Гордон спросил у майора, командира летчиков:
— Туман этот еще больше поднимется?
— За прошедший час он стал плотнее.
— Они смогут сесть?
