мистер Краучбек, который усидчиво работал здесь над всеми документами, касающимися имения в Бруме. Во всем этом, по мнению Бокс-Бендера, была какая-то настоящая сельская изюминка.

В мирные времена Бокс-Бендер частенько устраивал у себя скромные обеды на восемь — десять человек. Гай помнил многие такие вечера в освещенной свечами столовой: довольно строго подобранные блюда и вина, прямо сидящий на своем месте Бокс-Бендер и направляемый им разговор на скучнейшие темы. Сегодня, в условиях, когда Анджела и Тони были вынуждены часто вставать, чтобы принести или унести тарелки, Бокс-Бендер, видимо, чувствовал себя менее непринужденно. Он пытался обсуждать все такие же скучнейшие темы, но Гай и Тони говорили преимущественно о том, что занимало каждого из них.

— Просто поразительно, как поступила семья Эберкромби, — сказал Бокс-Бендер. — Вы слышали? Упаковались и отправились на Ямайку со всеми пожитками.

— А почему бы им и не отправиться? — сказал Тони. — Здесь от них никакой пользы. Просто лишние рты.

— Так, пожалуй, можно и обо мне сказать, я, кажется, тоже собираюсь стать лишним ртом, — заметил Гай. — По-моему, это зависит от того, у кого какой взгляд на подобные вещи. Некоторые хотят быть во время войны со своим народом.

— Что-то не замечаю этого, — сказал Тони.

— Полезной работы и для гражданских сколько угодно, — сказал Бокс-Бендер.

— Из семьи Прентисов все эвакуированные возвратились в Бирмингем раздраженные и разгневанные, — сказала Анджела. — Им всегда невероятно везло. Нам же достались всякие хеттские ужасы, вот и живи с ними.

— А как ужасно, когда солдаты не знают, где находятся их жены и семьи, — сказал Тони. — Наш бедный офицер по бытовому обслуживанию тратит целые дни, чтобы установить их местонахождение. Шесть человек из моего взвода поехали в увольнение, не зная, куда им, собственно, ехать, где их семьи.

— Пожилая миссис Спэрроу упала с лесенки, когда собирала яблоки, и сломала обе ноги. Ее не положили в больницу только потому, что все койки зарезервированы для пострадавших во время воздушных налетов.

— У нас днем и ночью дежурит офицер, ведающий пассивной противовоздушной обороной. Ох и нудная же это обязанность! Он через каждый час должен звонить по телефону и докладывать: «Все в порядке, самолетов противника нет».

— В Страуде полицейский остановил Кэролайн Мэйден и потребовал от нее объяснения, почему она не носит противогаз.

Тони был как бы из другого мира: их проблемы его не интересовали. Гай же не принадлежал ни к какому из этих миров.

— Я слышал, как кто-то говорил, что эта война совсем необычная.

— Конечно, дядя Гай, чем дольше каждый держится в стороне от нее, тем лучше для него. Вы, гражданские, просто не представляете, в каких благоприятных условиях находитесь.

— А может быть, в данный момент, Тони, мы не очень-то и хотели бы находиться в благоприятных условиях.

— Я, например, точно знаю, чего хочу. Военный крест и аккуратненькую маленькую рану. Тогда остальную часть войны я мог бы провести в окружений хорошеньких и заботливых медицинских сестер.

— Пожалуйста, Тони!

— Извини, мамуля. Не будь такой ужасно серьезной, а то я начну жалеть, что не провожу свое увольнение в Лондоне.

— По-моему, я вовсе не вешаю носа. Но только, пожалуйста, дорогой, не говори, что ты хочешь, чтобы тебя ранили.

— Ха, но это же лучшее, на что может надеяться любой. Разве не так?

— Послушайте, — вмешался Бокс-Бендер, — не начинаем ли мы понемногу видеть все в мрачном свете? Забирай-ка дядю Гая, пока мы с мамой уберем со стола.

Гай и Тони прошли в библиотеку. Французские окна, выходившие в сад с выложенными камнем дорожками, были открыты.

— Хочешь не хочешь, черт возьми, но, прежде чем зажечь свет, надо опустить шторы.

— Давай выйдем на воздух, — предложил Гай.

Сумерки сгустились, но еще не настолько, чтобы не видеть дороги. Воздух благоухал, напоенный ароматом невидимых цветов старой магнолии, прикрывавшей собою добрую половину дома.

— Никогда не чувствовал себя так отвратительно, как сейчас, — признался Тони. Когда они вышли в сгущавшиеся сумерки, он неожиданно спросил: — Расскажите мне, как сходят с ума. У многих ли родственников мамули не хватало винтиков?

— Нет.

— А дядя Айво был такой, правда?

— Он страдал избытком меланхолии.

— Не наследственной?

— Нет, нет. А почему ты спрашиваешь? Ты что, чувствуешь, что твой рассудок мутится?

— Пока нет. Но я прочитал об одном офицере — участнике прошлой войны, который казался совершенно нормальным до тех пор, пока не попал в бой, а в бою взбесился как собака, и сержанту пришлось пристрелить его.

— Слово «взбесился» вряд ли подходит к тому, что произошло с твоим дядей. Он во всех отношениях был очень скромным человеком.

— А как другие?

— Возьми меня, или твоего дедушку, или двоюродного дедушку Перегрина — у него потрясающе здравый рассудок.

— Он тратит время на сбор биноклей и посылает их в военное министерство. Это, по-вашему, здраво?

— Абсолютно.

— Я рад, что вы сказали мне все это.

Вскоре Анджела позвала:

— Идите сюда, вы! Уже совсем темно. О чем вы там все толкуете?

— Тони думает, что он сходит с ума.»

— Это миссис Гроут сходит. Она не затемнила кладовую.

Они уселись в библиотеке спиной к постели Гая. Через несколько минут Тони поднялся, чтобы пожелать всем спокойной ночи.

— Месса в восемь, — сказала Анджела. — Нам нужно выйти без двадцати. В Юли ко мне должны присоединиться несколько эвакуированных.

— А нельзя ли немного позднее? Я так мечтал поваляться утром.

— А я надеялась, что завтра мы сходим к ранней мессе все вместе. Пожалуйста, пойдем, Тони.

— Хорошо, мамуля, конечно, я пойду. Только давай тогда без двадцати пяти. Мне, разумеется, надо сходить очиститься от накопившихся за эти недели грехов.

Бокс-Бендер, как всегда при обсуждении религиозных дел, выглядел несколько смущенным. Он не привык к ним — к такой легкости в обращении с всевышним.

— Мысленно я буду с вами, — сказал он.

Затем Бокс-Бендер тоже поднялся и, спотыкаясь, пошел по саду во флигель. Анджела и Гай остались одни.

— Тони — прелестный мальчик, Анджела.

— Да, и так быстро военизировался, правда? Всего за несколько месяцев. Он ни капельки не боится отправки во Францию.

— Да, действительно. Да и бояться-то нечего.

— О, Гай, ты слишком молод, чтобы помнить это, а я ведь выросла во времена первой войны. Я одна из девушек — тех, что описаны в прочитанных тобою книгах, — которые танцевали с мужчинами, шедшими в смертельный бой. Я помню, как мы получили телеграмму о Джервейсе. Ты тогда был еще всего-навсего

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату