на борту двух человек, доведших Эпторпа до смерти.
Могила неизвестного белого солдата. Европейское кладбище удобно расположилось неподалеку от госпиталя. Шесть месяцев непрерывных переездов и передислокаций, непрерывной готовности к получению приказов не повлияли на безукоризненную выправку алебардистов во время медленного похоронного шествия. Второй батальон построился сразу же, как только пришло известие о смерти Эпторпа, и голос батальонного старшины долго гремел под лучами палящего солнца, а солдатские ботинки долго топали по потрескавшейся от жары дороге. В это утро все получилось отлично. Несшие гроб были тщательно подобраны по росту. Горнисты на редкость дружно сыграли сигнал «Повестка». Выстрелы из винтовок прозвучали удивительно синхронно.
И качестве средства показа флага процессия оказалась оцененной не очень высоко. Гражданское население было aficionados[26] похорон. Местным жителям нравилось более непосредственное и более очевидное горе. А что касается парадного строевого марша, то он оказался для них чем-то таким, чего в этой английской колонии никогда не видывали. Покрытый флагом гроб плавно опустили в могилу и засыпали землей. Два алебардиста упали в обморок. Их оставили лежать на земле.
Когда все закончилось, Сарам-Смит, искренне растроганный, сказал:
— Как все равно похороны генерала сэра Джона Мура в Ла-Корунье.
— Уж не скажешь ли ты еще, что как похороны герцога Веллингтонского в Сент-Поле? — сказал де Сауза.
— Пожалуй, сказал бы.
Подполковник Тиккеридж спросил начальника штаба:
— Следует ли нам собрать деньги для какого-нибудь памятника на могилу или что-нибудь в этом роде?
— Я полагаю, что об этом позаботятся его родственники в Англии.
— Они богаты?
— Да, по-моему, очень богаты. К тому же ортодоксальной англиканской веры. Может быть, они захотят поставить здесь что-нибудь особенное.
— Оба «дядюшки» оставили нас в один и тот же день.
— Смешно, но я только что подумал о том же.
Часть пятая
«Эпторп умиротворенный»
1
Небо над Лондоном было чудесного оранжево-багрового цвета, словно дюжина тропических солнц одновременно садилась по всему горизонту; сходились и расходились, шаря по небу, лучи прожекторов; то тут, то там возникали и расплывались черные облачка разрывов; время от времени от яркой вспышки на мгновение застывало ровное зарево пожаров. Всюду, как бенгальские огни, сверкали трассирующие снаряды.
— Настоящий Тернер! — восторженно воскликнул Гай Краучбек; ему впервые пришлось наблюдать такое зрелище.
— Скорее Джон Мартин, — заметил Йэн Килбэннок.
— Нет, — твердо возразил Гай. Не хватает еще, чтобы этот бывший журналист поправлял его в вопросах искусства. — Уж никак не Мартин. Линия горизонта слишком низкая. Да и цветовая гамма не такая богатая.
Они стояли в начале Сент-Джеймс-стрит. Невдалеке ярко пылал клуб «Черепаха». От Пиккадилли до дворца, искаженные в свете пожара, карикатурно вырисовывались фасады домов.
— Во всяком случае, здесь слишком шумно для обсуждения высоких материй.
В близлежащих парках гремели орудия. Где-то в направлении вокзала Виктория с грохотом разорвалась серия бомб.
На тротуаре против «Черепахи» группа начинающих писателей в форме пожарников направляла слабую струйку воды в комнату для утреннего отдыха.
В памяти Гая на мгновение возникла страстная суббота в Даунсайде: ранние утренние часы мартовских дней времен отрочества, широко раскрытые двери в незаконченной пристройке аббатства, половина школы кашляет, полощется на ветру белье, пылает жаровня, а священник с кропильницей, как ни странно, благословляет огонь водой.
— Это всегда был неважный клуб, — заметил Йэн. — Мой отец состоял в нем.
Он чиркнул спичкой и прикурил погасшую сигару; тут же, где-то на уровне их колен, раздался возглас: «Погасить огонь!»
— Нелепое требование, — буркнул Йэн.
Они взглянули через ограду и увидели в глубине палисадника каску с буквами «Г.П.О.» — гражданская противовоздушная оборона.
— В укрытие! — скомандовал голос.
Пронзительный свист, казалось, прямо над головой, глухой удар, разбросавший осколки брусчатки у самых ног, огромная белая вспышка к северу от Пиккадилли, сильная взрывная волна — и уцелевшие оконные стекла на верхних этажах разлетелись по улице смертоносными осколками.
— А ты знаешь, пожалуй, он прав, — сказал Йэн. — Давай-ка лучше предоставим это дело гражданским.
Оба офицера проворно взбежали по ступеням «Беллами». Когда они достигли двери, гул моторов стал постепенно замирать и стих; полуночное безмолвие нарушал только треск пламени в «Черепахе».
— Веселенькое зрелище, — сказал Гай.
— Да, тебе это в новинку. А когда такое повторяется каждую ночь, то надоедает. К тому же это довольно опасно, когда по всему городу гоняют пожарные и санитарные машины. Эх, уехать бы в отпуск в Африку! Но разве мой проклятый маршал авиации отпустит? Кажется, он ко мне здорово привязался.
— Ты тут ни при чем. Этого никак нельзя было ожидать.
— Да, никак.
В вестибюле их приветствовал с наигранной радостью ночной швейцар Джоуб. Он уже успел приложиться к бутылке. Его уединенный пост, окруженный зеркальными стеклами, был небезопасным местом. Никто в эти дни не ворчал на него за распущенность. Сегодня он играл, грубо переигрывая, роль театрального дворецкого.
— Добрый вечер, сэр. Позвольте приветствовать вас в Англии в целости и сохранности. Добрый вечер, милорд. Маршал авиации Бич в бильярдной.
— О господи!
— Я счел нужным информировать вас, милорд.
— Все
— На улице по канавам текут виски и бренди.
— Враки, Джоуб.
— Так мне сказал полковник Блэкхаус, сэр. Весь запас спиртного «Черепахи», джентльмены, зря течет по улицам.
— Мы что-то не заметили.
— В таком случае, милорд, можете быть уверены, что все вылакали пожарные.
Гай и Йэн прошли в холл.
— Значит, твой маршал авиации все-таки пролез в клуб.
— Да, это была потрясающая история. Выборы происходили во время «битвы за Англию», как ее называют газеты, когда военно-воздушные силы оказались на короткое время чуть ли не в почете.
— Что ж, для тебя это намного хуже, чем для меня.
— Э-э, милый мой, это
В комнате для игры в карты выбило стекла, и игроки в бридж, держа в руках свои записи, заполнили весь холл. Если не в уличных канавах, то здесь бренди и виски действительно лились рекой.
— Привет, Гай. Давно тебя не видел.
— Я только сегодня вернулся из Африки.