– Канал называется экстренным, не так ли? – Терпение скривился, устало потер лоб.

– Эдуард Анатольевич… – обиженно протянула работница посольства. – Вы же прекрасно понимаете, что ваш… что господин старший советник посла большую часть времени предоставлен сам себе. Это делает его… неуловимым.

«Чего он, собственно, злится? Неужели считал, что Вебер будет днями просиживать в кабинетах посольства Республики, дожидаясь его звонка?»

Терпение повернулся, переводя взгляд на рабочие дисплеи, занимавшие сразу две стены кабинета. Судя по вычислениям подчиненных, стабильная связь просуществует еще четверть часа. Если Илья не успеет, следующий сеанс придется проводить только глубокой ночью.

Сотрудники аналитического отдела, из помещений которого министр связался с «Ильей Муромцем», послушным стадом толпились за матовой стеклянной стеной. А ведь Эдуард выгнал их в коридор уже почти двадцать минут назад, работать людям мешает…

Он поморщился, с недовольством разглядывая грубо остриженные ногти на левой руке.

Мешает он, видите ли, работать. Потерпят – единственный канал связи с китайским комбайном установлен именно в их отделе, а министру требуется уединение. Да и какая тут вообще работа?! С гнетущими мыслями о сбрендившем братце машинист вообще стал забывать, что это такое. Все из рук валится уже неделю, проекты застопорились, коллектив расслабился, голова не работает.

Под угрозой оказался даже «Средний фон», их самое ценное детище. Пропагандистская кампания по вербовке добровольцев для накачки экспериментальной самодельной «плацентой» и отправке в Северск трещит по швам, толком не начавшись. Гиляров – и тот уже волком смотрит, даже пару раз верному Эдику замечания делал. Разобраться пытался, помочь.

Позавчера вообще к себе наверх вызвал, уже вечером, почти ночью. Настоящим кофе угощал, все выпытывал, что у Терпения стряслось. Он же, дескать, видит. Эх, мудрый у Эдуарда начальник, зоркий. Великий человек. Глыба, гранитный колосс. Государство создал, миллионы людей с колен поднял. Но в случившемся помочь неспособен…

На это Терпению два дня назад намекать и пришлось, уходя от прямых ответов и без устали уверяя Ростислава Михайловича, что справится собственными силами. Справится… Быстрей бы Вебер хоть что-то решил, только на него вся надежда.

Если вопрос с поисками Степана не будет закрыт в самое ближайшее время, Президент перестанет ходить вокруг да около. Из старшего товарища превратится в шефа. Контроль над ситуацией поручит майору Бугаеву, и до официального политического скандала останется всего один шажок…

Смутившись безмолвно подглядывать, как министр тревожно кусает губы, работница посольства вежливо вышла из кадра. Эдуард хотел снова рявкнуть на несчастную, но уже через секунду понял, что причина отлучки в другом – на стул перед посольским видеокоммуникатором тяжело опустился Илья.

– Привет, Леший, – неуверенно улыбнувшись, пробормотал Терпение.

Крутанув колеса инвалидной коляски, подъехал поближе к стационарному настольному коммуникатору, его камерам и дисплеям. Теперь стало видно, как невзрачно выглядит Вебер – осунувшийся, небритый, в нелепом спортивном костюме. Скула наемника казалась опухшей, а синяк на половину щеки не мог скрыть даже щедрый слой лечебной мази.

– Вечер добрый, Эдуард Анатольевич…

Терпение сглотнул комок, чуть не схватившись за кольнувшее сердце. Провел пальцами по татуированной лысине, ощущая, как похолодела кожа. Чуть ли не впервые за время их знакомства Вебер не стал подкалывать бывшего сетевого оператора, возвращая электронной фее: «Привет, Динь-Динь». А это, полагал министр, говорило о многом…

– У тебя что-то случилось, Илья? Что-то серьезное, ведь так? Ты ранен?!

Внутри зародился новый удар кашля, грозящий ринуться наружу, и главный машинист Сибири нащупал за подлокотником крохотный ингалятор.

– Ты нашел его? – тяжело выдохнул он, уже не жалея о низком качестве видеосигнала.

– Почти… – странно ответил Илья, потирая щетинистый подбородок и стараясь не прикасаться к следам побоев. Глянул в сторону, словно убеждаясь, что их не подслушивают. – Надо признать, Терпение, твой братец тут кое-что учудил…

Надеясь, что его руки не попадают в кадр, Эдуард вынул из пиджачного кармана упаковку таблеток. Выколотил одну на ладонь, торопливо бросил в рот и рассосал. Кашель отступил, но недалеко – затаился готовым к охоте зверем.

– Не гуляй кругами, Илья, – выпрямившись, Терпение заговорил строго и торопливо. – Времени мало, докладывай в деталях.

– Я только что с места преступления…

До Эдуарда далеко не сразу дошел смысл сказанных Лешим слов. Но когда это все же произошло, по ушам словно ударили медными литаврами. Если бы не таблетка, мощный спазм уже крутил бы машиниста в своих питоньих объятиях.

– Успел свалить ровно до появления наряда местной военной полиции, – продолжал Вебер, не обратив внимания, как приоткрылась челюсть собеседника. – Соседи вызвали охрану, каким-то чудом ускользнул, но увидеть успел достаточно.

Терпение превратился в статую, словно из монитора на него смотрел не верный наемник, а отрубленная голова Медузы Горгоны. Степан убит? И Вебер был на месте преступления? Не дав воображению министра устремиться по смертельно-опасному серпантину, тот вдруг произнес нечто, заставившее инвалида вздрогнуть.

– Мне кажется, Терпение, твой брат убил человека.

– Что? – Новость раскрошила мысли о смерти Степана, но душевного равновесия не добавила. – Что ты сказал? Степан убил человека? Этого не может быть…

– Послушай, Терпение, я…

– Он всегда был бунтарем и безумцем. Минусом, если угодно. Но Степа никогда бы не убил человека, я клянусь тебе! – От волнения губы машиниста затряслись.

Вебер замолчал, бесцельно тратя драгоценные секунды связи. Как когда-то необъяснимо давно, в бескрайней тайге, тщательно взвешивая, как следует ответить неунывающему оператору под ником Колокольчик.

– Убит человек, заложивший его местной Триаде. Бывший товарищ Листопада. Послушай, Эдуард Анатольевич, у меня есть доказательства…

– Триаде?.. – Терпение подался вперед, кресло стукнуло в ящики офисного стола. Лихорадочно обернулся к настенным мониторам, оценивая оставшееся на сеанс время. – Зачем мой брат понадобился бандитам?

– О, старина, это непростая история… – Илья потер лоб, а затем изображение покачнулось – он подтянул коммуникатор поближе, наклоняясь к камере и заполняя почти весь экран. – Тут, нужно сказать, завертелось…

И Леший шепотом, словно заговорщик, кратко и по существу поведал машинисту про «лихих людишек» Кипятка, маскировку Листопада, встречу черенка с боссом, собственную драку и погоню через комплекс. И про резервные штабы машинистов Каракурта, куда убитый поднебесник водил младшего Гринивецкого погулять…

– А полчаса назад я пробираюсь в жилые бараки, где прописан Чи Вай Гао, и нахожу его на кухне, с пятью ножевыми ранениями в живот, – закончил Вебер, устало качая головой.

Невообразимо трудную и дорогую минуту машинист обдумывал услышанное, анализируя полученную информацию и раскладывая ее по полкам своего сознания. Степан перестал быть родственником, превратившись в значимую шахматную фигуру. Кашель разочарованно отступил, не насладившись страданиями Эдуарда.

– К Триаде больше не ходи, – наконец заговорил Терпение, и теперь эмоции в его голосе отсутствовали начисто. – Ты и так рисковал, сунувшись в этот котел…

Вебер в ответ скривился, будто министр открыто обозвал его кретином. А в следующую секунду вдруг сдвинулся куда-то в сторону, выпадая из кадра, и выматерился так, что покраснел бы и извозчик. По экрану