– Он был пьян.

– Он говорит, что это не алкоголь, дорогой, – сказала их мать, дипломатично сидя между двух стульев. – Он говорит, это лекарство, которое он принимает.

– Он принимает его фужерами.

– Я точно знаю, что ты ошибаешься, – сказала Маргарет. – Так получилось, что я знаю его мысли, а ты их не знаешь.

Тут заскрежетал голос Гонерильи: – Я скажу, что он делал на палубе. Он набирался храбрости, чтоб прыгнуть за борт. Он хочет убить себя, правда, Гилберт? Ладно, ладно, я знаю, что ты слушаешь. Ты меня слышишь, Гилберт? Ты хочешь умереть, правда? Что ж, отличная мысль, почему ты не решаешься, Гилберт? Почему? Это очень легко сделать. Это избавит всех нас – и тебя тоже, Гилберт, – от очень многих хлопот.

– Тварь, – сказала Маргарет и ударилась в слезы.

– Господи боже! – сказал ее брат. – Опять она включила свой фонтан.

Шесть часов сна укрепили мистера Пинфолда. Он поднялся наверх, чтобы на тихих палубах отдохнуть часок от своей говорливой каюты. Скала пропадала за горизонтом, земли не было видно. Море как море, но он-то знал, что это Средиземное море – роскошный заповедник всемирной истории и собственного его прошлого в счастливейшие минуты труда, отдыха, борьбы, творческого дерзания и молодой любви.

После завтрака он направился с книгой в гостиную, но не пошел в свой угол, где перехватывал разговоры, а сел посередине в кресло и без помех читал. «Надо выбираться из своей наводненной призраками каюты, – подумал он. – Как-нибудь на досуге, не сейчас».

Вскоре он встал и снова отправился гулять по палубам. Теперь они были полны людей. Похоже, все пассажиры были наверху и, как обычно, читали, вяза– ли, дремали или, как он, слонялись по палубам, но в это утро он отметил во всем некую пасхальную новизну и он радовался этому, пока его благорасположение не нарушили самым грубым образом.

Пассажиры, казалось, тоже отметили перемену. В прошедшие несколько дней им безусловно время от времени попадался на глаза мистер Пинфолд, однако сейчас он вдруг предстал в виде достопримечательности, словно он бесхозная дама, совершающая свой первый вечерний променад в заштатном южноамериканском городке; он многократно наблюдал эту сцену на пыльных рыночных площадях; он видел, как проясняются болезненные лица мужчин и апатия сменяется бодростью; он отмечал потуги на молодечество; он слышал разбойный свист и, не вполне понимая, прямые анатомические оценки; он видел хитрые преследования и щипки неосторожной путешественницы. Вот таким же центром внимания в тот день был и мистер Пинфолд, куда бы он ни направил свои шаги. Все громко и откровенно говорили только о нем, и говорили не в похвалу ему.

– Вот Гилберт Пинфолд, писатель.

– Этот неприметный коротышка? Не может быть.

– Вы читали его книги? У него очень специфическое чувство юмора.

– Он сам насквозь специфический. Какие у него длинные волосы.

– Он мажет губы помадой.

– Он подводит глаза.

– Но какой же он обношенный. Мне казалось, эта публика всегда франтит.

– А гомосексуалисты бывают всякие. Есть «пуфики» и «пышки» – те умеют одеваться. А есть «мясники». Я целую книгу об этом читала. Пинфолд – «мясник».

Это был первый разговор, который услышал мистер Пинфолд. Он остановился, обернулся и постарался смутить пристальным взглядом говоривших пожилых дам. Одна из них улыбнулась ему, и, повернувшись к своим, сказала: – По-моему, он навязывается к нам со знакомством.

– Какая гадость.

Мистер Пинфолд шел дальше, и всюду речь шла только о нем.

– …владетель Личпола.

– Велика невидаль. Сейчас много таких владетелей сидит в своих развалюхах.

– Нет, Пинфолд живет, как вельможа, уж вы мне поверьте. Ливрейные лакеи.

– Догадываюсь, что он делает с этими лакеями.

– Уже нет. Он уже много лет импотент. Поэтому и думает о смерти все время.

– Он все время думает о смерти?

– Да. Когда-нибудь он покончит с собой, вот увидите.

– Мне кажется, он был католиком, а католикам запрещен грех самоубийства.

– Это не остановит Пинфолда. По-настоящему он не верит в свою религию. Он притворяется, считает, что это аристократично, что это положено владетелю края.

– Он сказал телеграфисту: Личпол – единственный в мире.

– Да уж другого такого нет, и Пинфолд его владетель…