полковнику, – командиру отряда. И сам он страшно удивился, когда ему однажды козырнул только что пришедший к нам с учебки дневальный.
– Это что еще за чучело, – поморщившись, спросил комбат ротного.
– Новенький, с другой части, – разъяснил ситуацию старлей.
– А-а, понятно. Службы еще не знает. У нас производственный план – закон! – сказал он солдату. – А все уставные штучки-дрючки тут до лампочки.
В стройбате тоже есть свои традиции и неписанные законы. Так вот, иду я, значит, в магазин, поглядываю, нет ли патруля поблизости, как вдруг... Прямо навстречу идет какой-то полковник с красными погонами и общевойсковыми эмблемами. С такими опознавательными знаками ходят мотострелки, а еще комендатура – самый страшный враг праздношатающихся солдат.
Хорошо бы, если б я заранее перешел на другую сторону улицы, а там можно сделать вид, что не заметил его, а он сам, возможно, и связываться не захочет. Но поздно уже, полковник смотрит мне прямо в глаза, как удав на кролика, и переход на другую сторону улицы теперь уже будет явным бегством, а это еще хуже. Мать честная! Сейчас остановит, спросит документы, узнает, что я должен быть в госпитале, а не болтаться по улицам – и пошло, поехало! Губа обеспечена, остались одни формальности. А самое главное – ему же честь надо отдать, это тебе не в стройбате, это армия! Ой, братцы, пропадаю, горит военный строитель синим пламенем! Ну не могу я этого сделать, рука не поднимается. Даже зная, что мне это грозит тяжелыми последствиями, я не поднял бы руку. Ну не принято это у нас было, ни у солдат, ни у командиров. Западло, не по понятиям. Проклинаю себя, на чем свет стоит, но рука, словно онемевшая, прижалась к бедру. А полковник уже грозно насупил брови, остановился в двух шагах от меня, приоткрыл рот...
И тут я его опередил, вдохновение меня озарило:
– Товарищ полковник! – спрашиваю буднично, как ни в чем не бывало, по-свойски – как военный военного. – Скажите, пожалуйста, когда вы проходили мимо магазина, он был еще открыт?
Как же, мимо! Полковник сам из магазина вышел, и портфель его издавал подозрительный хрустальный звон.
– Да, он еще работает.
– А когда он закроется, вы не знаете?
– Через двадцать минут, так что вы еще можете успеть, если поспешите.
– Большое спасибо, – искренне говорю ему.
– Пожалуйста, – доброжелательно ответил он и пошел дальше.
А про отдание чести забыл! Вот что значит перехватить инициативу! И даже на ВЫ ко мне, солдату, обратился, что тоже неслыханно. Верно сказал один классик: ничто не дается нам так дешево и не ценится так дорого, как вежливость.
Солдаты развлекаются
Первый час ночи, давно был отбой и свет в палате выключен. А нам-то хули! Белая ночь, или полярный день, нюансы не различаю. Сидим, играем в подкидного дурака. Компания игроков в нашей палате 'нервнобольных' подобралась подходящая. Я играл с Яшей из такого же военно-строительного отряда, что и у нас, только размещенного в поселке Аллакурти, что на Мурманщине. Против нас играли пехотинец Леша и еще один парень из военизированной пожарной части.
На щелбаны играть надоело, и тогда я предложил такое наказание – проигравшие лезли под койку и должны были громко крикнуть три раза: ' Ссыте на меня, я еще живой!'
На дикие вопли прибежала дежурная медсестра с обалдевшим видом. Нашумела на нас и ушла к себе. Через какое-то время мы осторожно высунули носы в коридор. Медсестры на месте уже не было. Ходили слухи, что у нее роман с дежурным врачом. Я же думаю, что она ходила смотреть телевизор в другом отделении.
Стали играть снова. Теперь проигравшие должны были забраться на тумбочку и, маршируя, исполнить строевую песню. Мы с Яшей, взгромоздившись на хлипкие больничные тумбочки, вопили 'Не плачь девчонка', а вальяжно развалившиеся на койках Леша с пожарником лениво цедили:
– Выше ногу! Отмашки рук не вижу! Вас что, не учили в стройбате ходить? Так мы научим!
После строевого дуэта стали играть дальше. Теперь проигравший должен был прокрасться к телефону дежурной медсестры и послать матом (по телефону) дежурного по госпиталю.
Выпало Леше. Медсестры на месте по-прежнему не было. На листочке бумаги под стеклом стола были все нужные телефоны. Леша набрал номер дежурного.
– Майор Пупкин слушает.
– Мудак ты, а не майор!
– Кто это говорит?
– Да все говорят!
И бросил трубку.
Мы оглушительно заржали, довольные. Старая армейская хохма, но с успехом исполняется вновь и вновь.
Пошли играть дальше. Игра, видимо, уже надоела, потому что стали жульничать и спорить. Спор перешел в легкую потасовку на подушках. Сильным броском Леша метнул подушку в Яшу, попав тому в поясницу. На ветхих от многократных стирок больничных кальсонах оторвалась пуговица на поясе и кальсоны свалились.
Не обратив на это внимание в пылу борьбы, Яша схватил упавшую подушку и широко замахнулся ею, чтобы метнуть ее обратно. В этот момент открылась дверь и в палату вошла дежурная медсестра. Мы все прыгнули на свои койки, Яша, прикрыв ладонями пах, мелкой рысцой потрусил к своей кровати и прыгнул под одеяло.
– Кто сейчас звонил дежурному? – завопила медсестра.
– Не знаем, – говорим мы с честными глазами.
– Не звиздите, с коммутатора сказали, что звонок был с нашего отделения. Ну, завтра вам главврач отделения выдаст!
А на завтра нас всех устроили на хозработы. Трудотерапия, понимаешь. Но мы и тут хорошо устроились. Я попал с Лешей на продсклад, там мы оборзели настолько, что обедали прямо на кухне. Продукты у нас всегда водились. Яша с пожарником попали на подсобное хозяйство госпиталя. Поясняю: они имели свободный выход в город, а значит и в вино-водочный магазин.
От така фигня, малята.
Как слово наше отзовется
”Товарищ сержант, вы в корне не правы, капая расплавленным припоем за шиворот своему боевому товарищу”.
Как известно – в армии матом не ругаются, в армии матом разговаривают. Я безошибочно узнаю пришедших с армии по их специфическому лексикону, где цензурные – только предлоги. Для примера смотрите мою историю про рядового Фейзулаева.
Итак, я лежал в госпитале Кандалакши, в отделении нейрохирургии. Врач сказал мне, чтобы я сходил в рентгеновскую лабораторию, сделал снимок.
Пошел в указанный адрес. В дверях лаборатории, перегородив вход, стояли две молоденькие медсестры и о чем-то увлеченно болтали. Я подошел к ним и хотел вежливо попросить их, чтобы они позволили мне пройти. Вот с этим-то, с вежливостью, и вышла заминка. Как же это разговаривать нужно с девушками? Ясно, что матом нельзя. А как? Мысленно я построил несколько безматерных языковых конструкций, но самое пристойная фраза, что у меня вышла: 'Вы чо, обалдели, в атаке?' Пожалуй, не годится. Главное, матом нельзя, твердил я себе.
Девушки, наконец, заметили, что перед ними стоит боец в госпитальной пижаме и смущенно переминается.
– Ну что ты уставился на меня, родной, – сказала та из них, что побойчей. – Влюбился, что ли?
