кончиками пальцев ощутила пыль.

— Прошу прощения, — сказал доктор, — почти две недели меня не было дома. Присядьте, пожалуйста. Хочу вам показать одну штучку.

Так и сказал: «штучку». Она еще подумала: его произношение и выбор слов порой довольно курьезны,

— Мой старший сын Мартынь слегка увлекается живописью, должно быть в деда пошел. Когда в школе учился, даже студию посещал. Вообще-то живопись здесь только начинает прививаться, ислам, как известно, запрещал изображать человека.

Жестом попросив извинения, доктор вышел из комнаты. Вернулся он с картоном размером с портфель.

— А как звать остальных детей, если не секрет?

— Остальных? — Словно силясь вспомнить, доктор наморщил лоб. Конечно же, он понял скрытый смысл вопроса. — По-разному. Дочерей звать Зульфия и Алцила, молодой сын, простите, младший сын — Артур. В честь деда... Один эскиз мне понравился. Спрашиваю Мартыня, что это? Не знаю, отвечает, нынче не принято задавать столь утилитарные вопросы. Обобщенный урбанистский пейзаж, и только. Ну, а женщина, спрашиваю, женщина все-таки конкретная? Не знаю, говорит, какое это имеет значение. Все одно целое.

Смилтниек с картоном в руках был чем-то похож на фокусника во время сеанса.

— А теперь взгляните, пожалуйста. — Театральным жестом он перевернул картон. — Как вам это нравится?

Этого она не ожидала. Никак! Даже встрепенулась. Портрет Мелиты! Хотя волосы казались более темными, а в прическе было что-то японское.

— Рига... вне всяких сомнений... — Ничего более связного она сейчас не могла сказать.

— Ну, а женщина? Не кажется вам знакомой? — Смеющиеся глаза доктора вынуждали ее к признанию.

— И лицо кажется знакомым.

— Интересная штучка, не правда ли!

Где-то за стеной, содрогнувшись, включился холодильник.

— Если вас не очень затруднит, я бы попросил эту... — Смилтниек запнулся, — передать по назначению. Если вас не очень затруднит.

— Мелите?

— Да. — Теперь уж доктор не смеялся, был явно смущен. А это так на него непохоже.

Ася еще раз посмотрела на картон, по крайней мере сделала вид, что смотрит. Доктор ничего не должен почувствовать, господи, только б хватило ей сил скрыть свою глупость.

— А в самом деле забавно. — Собравшись с духом, Ася взглянула ему в глаза, довольно успешно разыгрывая непринужденность. Ну вот, опять она невозмутимый и уверенный в себе руководящий работник.

— В таком случае выпьем по бокалу доброго вина.

— С удовольствием. Отчего бы нам не выпить по бокалу вина!

Она надеялась, Мелита уже спит: пока ехала в гостиницу, ей очень хотелось, чтобы Мелита спала, чтобы в номере было темно и чтобы ей не пришлось глядеть в глаза Мелите. Утром все будет иначе, завтрак в ресторане и все дальнейшее ее не пугало. Нет, Мелита спит, конечно же спит, дежурная по этажу и та давно спит.

Но едва она на цыпочках прокралась в номер, бесшумно притворив за собою дверь, тотчас вспыхнул свет. Мелита сидела в крутящемся кресле, в котором день-другой назад Ася сама провела в ожидании много часов. Они поменялись ролями. Только у Мелиты вид был совсем не заспанный. Ее взгляд обжег Асю, подобно искрящемуся обрывку линии высоковольтной передачи.

— Ты знаешь, я могу тебя убить, поверь мне.

— На сей раз пожалей, — уступчиво и кротко отозвалась Ася.

Сейчас так не хотелось погрязать в каком-нибудь идиотском споре. Были, разумеется, причины чувствовать себя виноватой, и она чувствовала себя виноватой, но это в общем-то касалось только ее. Как бы там ни было, а Мелита не имеет права разговаривать в таком тоне. Скорее уж у нее, Аси, все резоны злиться на Мелиту. Ну и ладно.

— Я понимаю, ты твердо уверена, что Гунар ни о чем не узнает. И посему считаешь, руки у тебя развязаны. Можешь делать все, что заблагорассудится.

— Да успокойся ты. И кончай базарить, совсем необязательно в четыре утра поднимать на ноги весь этаж.

— Вот именно. Четыре часа утра!

— Послушай! Неужели ты всерьез считаешь, что мне нужен этот доктор!..

— Да кто вообще тебе нужен? Может, скажешь, Гунар? Ты вспоминала о нем этой ночью? Вспоминала Гунара или Яниса? Никто тебе не нужен.

Ася покраснела. Даже белки глаз, похоже, покраснели, потому что взгляд затуманился.

— Прекрати, пожалуйста, — к собственному удовольствию, все еще миролюбиво продолжала Ася, хотя отнюдь себя не причисляла к тем, кто, получив оплеуху по одной щеке, подставляет другую. Ее терпение чем-то было схоже с терпением матадора, отвлекающего от себя разъяренного быка с помощью мулеты. Просто она пользовалась своей выдержкой, благоприобретенной за время работы с людьми.

— Прошу тебя, прекрати, — спокойно повторила Ася, заставив себя улыбнуться, — наш разговор грозит стать верхом пошлости. А смысла в нем никакого. Ты будешь лгать мне, я буду лгать тебе, и дальше взаимных оскорблений мы ни на шаг не продвинемся. Зачем? Будь честной, Мелита, не из-за Гунара ты злишься.

— Из-за Гунара тоже!

— А еще из-за чего?

— Из-за того, что ты всегда думаешь лишь о себе, из-за того, что не умеешь ценить по-настоящему то, что зовется мужем. Он у тебя был всегда, и беда его в том, что он тебе наскучил. Захотелось чего-то новенького.

— Вот не знала, что ты этим столь озабочена.

— Какое самомнение! Тебе-то кажется, ты ничего не потеряешь. Подумаешь, драгоценность! Корчишь из себя «Золотую богиню», доставшуюся мужу за все добродетели и феноменальные способности!.. Когда ты успела так перемениться!

— Все люди меняются.

— Нет, раньше ты любила Гунара. Хотя он ни на волос не был лучше.

— Мелита, ты жуткая дура.

— А что касается доктора...

— Давай не будем о докторе.

— Что ты о нем знаешь?

— Я? О докторе? Очень многое.