— Фу, прекрати. Вот голова была…

Имельда пошла в кухню за кружками. Даже будь у меня в запасе уйма времени, в дальнейших разговорах смысла не было: Имельда куда сообразительнее Мэнди и уже поняла, что у меня есть цель, хотя и не знала какая.

— Послушай, Мельда, я, конечно, лезу куда не надо, но на то есть свои причины… — начал я.

Имельда сунула заляпанную кружку мне в руку и села в кресло, хотя на спинку не откинулась и глядела по-прежнему настороженно.

— Говори.

— Когда ты отнесла чемоданчик Рози в номер шестнадцатый, где ты его оставила?

Совершенно пустой ответный взгляд — взгляд тупого мула — ясно напомнил мне, где я очутился. Врожденные инстинкты взяли свое: Имельда прекрасно помнила, что беседует с копом.

— Какой чемоданчик? — недоуменно спросила она.

— Да брось, Имельда, — сказал я ласково и с улыбкой — одна неудачная интонация, и вся поездка сюда коту под хвост. — Мы с Рози планировали все месяцами. Думаешь, она не рассказала, что делает?

Бессмысленная мина постепенно сползла с лица Имельды; впрочем, не до конца.

— Ты меня в это дело не впутывай. Если кто спросит, не видела я никакого чемоданчика.

— Не вопрос, цыпочка. Я тебя когда-нибудь подставлял? Ты сделала нам с Рози одолжение, за что огромное тебе спасибо. Понимаешь, мне нужно знать, трогал ли кто-нибудь чемоданчик после того, как ты его принесла. Помнишь, где ты его оставила? И когда?

Имельда пристально посмотрела на меня из-под тонких век, пытаясь понять, что к чему, и полезла в карман за сигаретами.

— За три дня до того как вы собирались уехать, Рози мне во всем призналась. До того она ни словечка не проронила; мы с Мэнди догадывались, что дело нечисто, но ничего определенно не знали. Ты Мэнди видел?

— Ага. Она в хорошей форме.

— Надутая корова, — пробормотала Имельда, щелкая зажигалкой. — Куришь?

— Да, спасибо. Я думал, вы с Мэнди подруги.

Имельда коротко прыснула и вручила мне зажигалку.

— Нет, она от меня нос воротит. Да мы никогда особо и не дружили, просто привыкли обе гулять с Рози, а стоило ей уехать…

— Ты для Рози всегда была ближе всех.

Имельда одарила меня взглядом, пояснившим, что мужчины получше меня пытались ее умаслить — и не смогли.

— Если бы мы и вправду дружили, она бы сразу призналась, что вы затеяли, а так рассказала только потому, что папаша за ней следил и в одиночку было не справиться. Мы вместе на фабрику ходили, говорили обо всем, ну, как обычно. А в тот день Рози попросила меня об одолжении…

— Как ты вынесла чемоданчик из квартиры Дейли?

— Запросто. В пятницу после работы я пришла к Рози, мы сказали родителям, что будем в комнате Рози слушать новый альбом «Юритмикс», нарочно громко крутили, чтобы никто не услышал, как Рози пакуется. — Имельда еле заметно улыбнулась, уперлась локтями в колени и словно превратилась в прежнюю остроязыкую девчонку. — Ты бы поглядел на нее, Фрэнсис. Она плясала по комнате, пела в расческу, схватила новые трусики, которые специально купила, чтобы ты не видел ее в старых, и крутила их над головой… И меня заставила плясать с ней; мы, наверное, выглядели как пара идиотин, ржали как лошади — и пытались все делать тихо, чтобы родители не пришли выяснять, что происходит. Понимаешь, Рози наконец-то поделилась своим секретом и была на седьмом небе от счастья.

Я мысленно захлопнул дверь перед этой картиной; как-нибудь в другой раз.

— Здорово как… А когда она закончила укладываться…

— Я просто взяла чемоданчик и пошла. Ей-богу! — Имельда хитро улыбнулась. — Накрыла его кофтой, но приглядись кто получше, сразу бы раскусили. Рози громко и отчетливо попрощалась со мной, я проорала «до свидания, мистер и миссис Дейли» — они в гостиной телик смотрели. Розин папаша повернулся, когда я проходила мимо двери, — проверял, чтобы Рози со мной не увязалась, а чемоданчика не заметил. Я и ушла.

— Вы молодцы, обе! — похвалил я. — Ты сразу пошла в номер шестнадцатый?

— Ага. Зима ведь: уже стемнело, холодина страшная и на улице никого. Никто меня не видел. — Имельда прикрыла глаза, вспоминая. — Слушай, Фрэнсис, мне до смерти было страшно туда идти. Я никогда в тот дом не заходила в темноте, да еще в одиночку. Хуже всего оказалось на лестнице; на первом этаже в комнатах еще какой-то свет из окон, а на лестнице сплошная темень. Я поднималась ощупью, вся в паутине… Половина ступенек шатаются, как будто сейчас весь дом рухнет, со всех сторон какие-то шорохи и скрипы… Ей-богу, казалось, кто-то следит за мной… Может, привидение? Если бы до меня кто-нибудь дотронулся, я бы так заорала! Я и так выскочила оттуда как ошпаренная…

— Ты помнишь, где оставила чемоданчик?

— Мы с Рози заранее договорились, что я спрячу его за камином в первой комнате на верхнем этаже… Ну, ты помнишь. Если бы он не влез, я бы засунула его под кучу досок, железок и прочего дерьма в углу подвала — но это уже самый крайний случай, я бы туда не пошла ни за что. Чемоданчик-то влез за камин как миленький.

— Спасибо за помощь, Имельда! — Я вздохнул. — Надо было давным-давно тебя поблагодарить, но лучше позже, чем никогда.

— Слушай, а можно, я спрошу — или вся игра в одни ворота?

— Как в гестапо — «фопросы здесь задаю йа»? Нет, крошка, играем честно: дашь на дашь. Спрашивай.

— Ходят слухи, что Рози и Кевина убили. Обоих. Это просто болтают ради скандала или так и есть?

— Рози убита, да, — подтвердил я. — Насчет Кевина пока никто не уверен.

— Как ее убили?

— Мне не говорят.

— Ну да, конечно, — разочарованно протянула Имельда.

— Слушай, если хочешь, считай меня копом, только сейчас даже в полиции так не считают. Я не расследую это дело; мне даже близко к нему нельзя подходить. Я рискую вылететь с работы из-за того, что сюда приехал. На этой неделе я не коп, а нудный прилипала, который не уходит, потому что любил Рози Дейли.

Имельда прикусила губу.

— Я тоже ее любила, прям обожала!

— Поэтому я и тут. Не представляю, что с ней случилось, и не верю, что копы это выяснят. Мне нужна помощь, Мельда.

— Зачем ее убили? Гады этакие… Рози в жизни никому ничего не сделала, она только и хотела… — Имельда умолкла и нервно курила, ковыряя пальцами дыру в ветхой обшивке дивана. Мне не хотелось прерывать ее размышления. — А я-то думала, что она вырвалась…

Я вопросительно поднял бровь. Морщинистые щеки Имельды покрыл легкий румянец, как будто она смутилась, сказав глупость.

— Ну посмотри хоть на Мэнди… Вся в мать: выскочила замуж при первой возможности, бросила работу, посвятила себя семье, женушка, мамочка, хозяюшка, живет в том же доме и даже одевается, как родная матушка когда-то. Все наши приятели выросли такими же — копия родителей, — хотя в юности твердили, что будут другими. — Имельда раздавила сигарету в переполненной пепельнице. — На меня посмотри… До чего я дошла? Трое детей от трех папаш — Мэнди небось уже доложила? Изабель я родила в двадцать. И — прямиком на пособие. С тех пор у меня ни разу не было нормальной работы, замуж не вышла, ни с кем не встречалась дольше года — да и то все женатики. В юности я строила грандиозные планы, и все они рухнули. Я и пикнуть не успела, как превратилась в родную мать. Проснулась однажды утром — и нате вам.