– А когда она вернулась домой и обнаружила переполняющуюся ванну, хотя твердо помнила, что не…

Дон поднял руку.

– Подожди, – сказал он и закурил сигарету.

– Что?

– Это ты, да? – спросил он. – Женщина?

– Ну да, конечно.

– Хорошо.

– Хорошо?

– Меня беспокоило, что ты могла оказаться той особой, которая положила собачье дерьмо в машину.

– То был мужчина.

– Ты могла специально изменить пол. С целью сокрытия.

– Это интригует, согласна, – произнесла я.

– Продолжай.

И я продолжила. Хотя времени до начала лекции оставалось все меньше и меньше, сообщила ему все. Даже возвращалась к началу и рассказала, как Брендан шептал мне о том, как он хочет войти в мой рот. И потом, уже в конце – о Трое и Лауре, но очень быстро, чтобы снова не разрыдаться. Когда закончила, взяла кружку и выпила последний глоток уже ледяного кофе.

– Итак, что ты думаешь? – спросила я.

По неизвестной причине сердце у меня колотилось.

– Черт знает что, – сказал он.

– Это твой взвешенный вердикт?

– Хорошо, что ты избавилась от него.

Я фыркнула:

– Это и я могу сказать! Но мне хотелось бы узнать, не психопат ли он. Может ли он быть убийцей?

Дон поднял руки, протестуя.

– Сейчас слишком раннее утро, – ответил он.

– Вообще-то уже позднее утро.

– Не хочу быть слишком самонадеянным и заявить, что мне нужно провести собственное расследование до того, как прокомментировать это. Не буду разбрасываться техническими и клиническими терминами. Дело в том, что, честно говоря, нельзя еще сделать заключение. Не могу сказать, что такая схема поведения означает, что он убийца…

– Может быть убийцей, – прервала я.

– Чтобы быть точно уверенным в этом, человека нужно застать с поличным во время совершения определенных видов актов насилия. Но при таких обстоятельствах я бы нисколько не удивился, если бы обнаружил тот тип поведения, который ты описала.

– Итак, вот до чего мы договорились, – сказала я.

– Нет, совсем нет, – ответил он. – Большинство убийц проявляют ранние признаки дисфункционального поведения. Однако очень многие люди отличаются дисфункциональным поведением, но большинство из них не пересекают черту.

– Но если он пересек черту, а именно так я думаю, даже если со мной никто не захочет согласиться, тогда что? Он иссяк? Или все еще опасен?

Дон сосредоточенно пил кофе.

– Ты нагромождаешь одно предположение на другое, – сказал он.

– Я не в суде, – парировала я. – Могу нагромождать все, что захочу, на что захочу. Мне нужно знать, выполнил ли он до конца все задуманное.

Услышала, как в голосе появилась дрожь, закашлялась, чтобы скрыть ее.

Дон отрицательно покачал головой.

– Прости, – сказал он. – Все это недоказуемо. Когда люди что-то уже сделали, когда они совершили преступление, их поймали и заключили в тюрьму, тогда на сцене появляются психологи и психиатры, проводят свои тесты и выносят авторитетное заключение. Тогда можно найти экспертов, чтобы привести доводы за или против любого пункта их заключения, если захочется.

– Спасибо, – тупо поблагодарила я.

Повернулась, чтобы взглянуть на него. Обратила внимание на то, что у него худое лицо, рыжеватые волосы и он доброжелательно смотрит на меня.

– Держись от него подальше, – сказал он.

– Да.

– С тобой все в порядке?

– Не знаю.

Я резко закрыла окно, и в комнате стало тише. Посмотрела на часы.

– У тебя четыре минуты.

– Лучше мне поторопиться. У тебя далеко не счастливый вид.

– Даже если это был бы незнакомый человек, все равно ведь небезразлично, да? – Я начала собирать полотнища. – Нельзя просто сидеть на берегу и смотреть, как тонут люди.

У Дона был такой вид, словно он собирался что-то добавить, но передумал.

– О чем ты будешь рассказывать?

На мгновение он нахмурился.

– Очень редкий психологический синдром. Очень и очень редкий. За все время наблюдений он выявлен всего только у четырех человек.

– Но зачем же тогда читать лекцию на эту тему?

Он помолчал.

– Если я буду задавать себе подобные вопросы, – сказал он, – то где же я тогда буду?

Я пошла на прием к психотерапевту Катрине Даулинг еще раз. Долго сидела молча, стараясь принять решение. Чем же я собиралась заняться – всем миром или своей собственной головой? Посмотрела на часы. Прошло более десяти минут. Я рассказала ей свой сон.

– Что он означает для тебя?

– Мне хочется продолжать наши сеансы, – сказала я, – но только через несколько недель. А может быть, и месяцев.

– Почему?

– Мне нужно разобраться во многом.

– Я полагала, что именно для этого ты и приходила сюда.

– Мне не разобраться в этом здесь.

Через полчаса ушла. Хотя и почувствовала, что на меня возложена ответственность в полном объеме.

Ты не покончил с собой, да? Конечно, нет. Никогда я не позволяла себе даже усомниться в этом, ни на единое мгновение. Ты не покончил с собой, и Лаура не ударилась головой и не утонула. Я всегда знала это. Вопрос заключается лишь в том, что мне нужно сейчас сделать, Трой. Я просто не могу ничего не сделать, да?

Нет. Конечно, не могу.

Странно, я же должна бояться сама, но не боюсь. Ни капельки. Истина в том, что я больше не беспокоюсь. Даже о своей безопасности. Я чувствую, что стою на краю скалы под воющим ветром и мне все равно, упаду я или нет. Иногда даже думаю, что почти хочу упасть.

Надеюсь, что это не займет много времени. Надеюсь, ты никогда не узнаешь; я не смогла бы перенести это, если бы ты узнал.

Я не могла оставить это. Как пчела, жужжащая вокруг горшка с медом. Нет, неправильно. Горшки с медом хороши для пчел. Я сама была горшок с медом, зная, что где-то жужжит пчела. Как мотылек, летящий на… Нет, не буду говорить об этом, потому что все это неправильно. Когда-то у меня был